Полуденные песни тритонов - [23]

ИМЕННО, ЧТО ВРОДЕ БЫ,

а значит, это мог быть и не август…

В общем, где–то через год после нашего знакомства ко мне пришел мой новый приятель Наиль, и у него были хитрые глаза.

Он снял с плеча кофр с камерой и сказал:

— Я что–то принес!

Вообще–то в своей прошлой жизни Наиль был актером, потому он и оказался на дне рождения дочери подруги моей матушки — они вместе учились театральному ремеслу. Но как типичный восточный человек он быстро понял, что фотограф зарабатывает больше, если, конечно, ты не звезда. А звездой он не был.

Так что единственным, чего он мог принести в своем кофре, кроме камеры со сменными объективами, были какие–нибудь новые фотографии, о чем я ему и сказал.

— Нет, — возразил он, — холодно.

Такая игра еще из детства, в «холодно — горячо», когда не угадываешь, то холодно, когда наоборот — то, соответственно, антоним.

За которым Наиль и лезет в сумку.

Даже не надев, чтобы не обжечься, перчаток.

Достает из потрепанного кожаного кофра раскаленную книгу — она красного цвета, видимо, температура внутри приюта для всех его фотографических прибамбасов высокая.

На передней сторонке переплета хорошо заметен почерневший квадратик, наверное, уже обуглился от жары.

ЧЕРНОЕ НА КРАСНОМ, С ДОБАВЛЕНИЕМ БЕЛОГО.

Но опять же: так мне помнится.

Я давно не видел той книги.

Сборника рассказов и повестей Хулио Кортасара «Другое небо», М., издательство то ли «Прогресс», то ли «Художественная литература», 1971 год.

Скорее всего, «Прогресс», в интернете не проверишь, там на эту книгу ссылок нет:

ДАВНО ЭТО БЫЛО…

Между прочим, потом в «Прогрессе» много лет работала моя матушка, с середины семидесятых и до пенсии, раз в пару лет она покупала через профсоюз путевку и ездила в страны, которые для меня не существовали, я был невыездным. Матушка же побывала в Италии, Индии, Шри — Ланке, Англии, Западной (тогда) Германии и даже Японии. Но все это так, к слову…

— Тебе это надо почитать, — сказал хитроглазый Наиль, — ты обалдеешь.

— Хорошо, — сказал я старшему товарищу, — ты мне ее оставишь?

— А как же! — ответил Наиль.

В тот день он, как оказалось впоследствии, сделал для меня великое дело. Что называется — показал мне вектор. Навряд ли я стал бы тем писателем, которым стал, если бы не рассказы Кортасара.

«Другое небо».

«Южное шоссе».

«Неизвестные в доме».

«Аксолотль».

«Слюни дьявола».

Перечислять можно в любом порядке, суть не изменится.

И, конечно же, еще «Преследователь».

Про Чарли Паркера, «Птицу», с эпиграфом из Дилана Томаса

«O, make me a mask.»,

«СЛЕПИ МОЮ МАСКУ.»…

Мне вдруг попалась в руки книга, которая честно рассказывала о том, что мир

а). странен,

б). иррационален,

в).загадочен,

г). безумен,

д). и при всем этом предельно реалистичен.

Я ее читал и мне казалось, что я оказался дома. Дом, конечно, был сумасшедшим, но ничего плохого мне в этом не виделось. Меня это не фраппировало. Все это было cool, круто.

А скоро я и сам купил себе этот первый на русском языке сборник Кортасара. Совершенно случайно, он лежал в магазине, затерявшись между сочинениями каких–то забытых ныне деревенщиков и богато изданными томами классиков тогдашней советской литературы.

Пришли хронопы с фамами и все поставили на свои места…

Объяснили мне, что я — аксолотль, ведь действительно

«Я узнал об этом в тот день, когда впервые подошел к ним. Антропоморфические черты обезьян, вопреки распространенному мнению, подчеркивают расстояние, отделяющее их от нас. Полное отсутствие сходства между аксолотлем и человеческим существом подтверждало, что загадка верна, что я не основывался на простых аналогиях. Только лапки–ручки… Но у ящерицы тоже такие лапки, а она ничем не похожа на нас. Я думаю, что тут дело в голове аксолотля, треугольной розовой маске с золотыми глазами. Это смотрело и знало. Это взывало. Они не былиживотными[6].»

У Кортасара были аксолотли, у меня — тритоны.

Я выполз из прямоугольной стеклянной кюветы, плюхнулся на деревянный подоконник и пополз, пытаясь найти выход из того мира, в который меня поместили странные существа, именующие себя людьми. Маленький называл себя моим хозяином, но хозяев у меня никогда не было…

О том, что было дальше, я уже писал в этой книге.

Тритоны погибли смертью храбрых.

И одновременно — бесполезной, что всегда порождает бессмысленный и случайный героизм.

А фотограф Наиль просуществовал в моей жизни еще лет так десять, все больше и больше уходя куда–то на задворки, на обочину, в параллельные, редко пересекающиеся реальности.

Хотя несколько событий в моей жизни связаны с ним не меньше, чем явление книги Кортасара.

Так, примерно через год после этого памятного дня, мы провели с ним и еще одним моим приятелем, уже упоминавшимся ранее господином по фамилии Даманский, замечательную ночь с субботы на воскресенье.

Или с пятницы на субботу?

В общем, половину летнего уик–энда.

Было много сухого вина, а потом мы зачем–то начали фоткаться.

Голыми.

Ради прикола.

Чтобы оставить вечности свои молодые, нагие тела…

Наиль даже показал мне потом фотографии, но сразу же уничтожил, как и негативы — побоялся, что попадут кому–нибудь в руки и нас в чем–нибудь обвинят, хотя ориентация наша была совершенно традиционная и мы просто маялись дурью. Так что я жалею, что он тогда это сделал. Если бы эти фотки сохранились, то я мог бы иногда доставать их из какого–нибудь совсем уж дальнего ящика, перебирать и думать о том, какими ладными пацанами мы были. И с какими ладными, молодыми хуями.