Полтора года - [12]
— А почему же не стала? — спрашиваю.
— Ну как почему, — словно бы удивляется Веля. — У артистов, у них знаете как? То у них репетиция, то спевка, то в театр бежать. А ей ребенка воспитывать.
— У вас в семье есть еще дети?
— Зачем! Меня.
Мы снова шьем.
— Девчонки удивляются, почему она не пишет. А как ей писать! — Веля оглядывается на дверь и говорит шепотом: — Им нельзя писать. Она на секретной работе.
Веле скоро шестнадцать. Я слушаю ее детскую речь — впору двенадцатилетней — и вспоминаю, какой она пришла к нам больше года назад, ее тогдашнюю речь, всю переслоенную мерзкими словечками. И мне кажется, будто она перемахнула через длинную полосу своей жизни и вернулась к себе, той, какая была до того, как бросила школу и присоединилась к ватаге таких же, как она, отбившихся от дому подростков. Впрочем, она рассказывала, там были и совсем взрослые, «лет по двадцать три».
— Я одно лето у бабушки жила, так вовсе от них отстала. А вернулась — снова звать стали. Ну звали и звали.
— А ведь опять позовут.
— А опять — не пойду.
— Ты уверена?
— Так я же перевоспиталась, — удивляется она.
Бо́льшего от нее не добьешься, как ни старайся. Я и не стараюсь. Доброе намерение — это уже много. Но не все. Ах, как не все!
Некоторое время она молчит. Потом возвращается к тому, с чего начала, видно, очень для нее важному.
— А в школе ее, знаете, куда выбрали, мою маму? В родительский комитет, вот куда! Они, когда собираются, все у нее спрашивают, что им делать с ихними детьми.
На некоторое время она замолкает — вдевает нитку в иголку. Я смотрю на нее с великой грустью. Если она и заметит, вряд ли догадается, чем она вызвана, эта моя грусть.
— А сейчас она за границей, — продолжает девочка. — Она мне оттуда джинсики привезет, знаете, такие с кнопками блестящими, а карманы позади. Она мне много чего привозила. И дома у нас все-все заграничное. Зеркало, знаете, какое! Как здесь в клубе — до потолка почти. А стулья, ну точно как у Бориса Федоровича в кабинете.
Она надолго задумывается. Потом говорит:
— Я приеду, скажу: пусть идет в певицы. А что? Мне уже шестнадцать будет с половиной, почти что семнадцать, чего меня воспитывать, правда? И пусть хоть когда поздно приходит. Придет, у меня уже чайник вскипячен, чашки на столе. И никто нам не нужен. Вот пусть кто хочешь стучит — не откроем. Зачем он нам, правда? — Она умолкает. — Вот раньше знаете как? Вот никто не пришел, да? Мы с ней сядем на кровать, в одно одеяло завернемся и сидим поем. Я первым голосом, она вто́рит.
И Веля вдруг запела.
— Мама все песни знает. И что Алла Пугачева. И что Толкунова…
Лицо у нее серьезное, грустное. Что представляется ей в эту минуту? Я говорю, чтобы отвлечь ее:
— А ты не хотела бы выступить на нашем вечере? Спеть что-нибудь?
— Да? — оживилась Веля. — А можно эту? — И она затянула высоким сильным голоском.
В эту минуту дверь отворилась. На пороге стояла Мария Дмитриевна. Веля продолжала:
— Та-ак, — протянула Мария Дмитриевна, когда Веля окончила. — И вы не боитесь за ее голосовые связки? — Она положила на стол пакетик. — Полоскание. Впрочем, в нем, я полагаю, нет надобности.
Она вышла, не пожелав выслушать мои объяснения. Плохо мое дело, вряд ли еще когда-нибудь мне удастся уговорить ее.
Днем я выбрала минутку, зашла в канцелярию и еще раз заглянула в Велину папку.
«…Мать Эвелины Сорокиной, Сорокина М. А., ведет аморальный образ жизни. Дважды подвергалась денежным штрафам: за антисанитарное состояние квартиры и за нахождение в ночное время посторонних лиц. Стоял вопрос о лишении ее родительских прав».
Знаешь, Валера, когда мне в этой тюряге хорошо бывает? Вот вечер настанет, все улягутся, Ирэн от нас уберется, девчонки поворочаются-поворочаются и задрыхнут. А я вспоминать начинаю. Что-нибудь одно выберу и начинаю. Вот, например, как мы с тобой раз в кино шли. По каким улицам. И кто нам встретился. И что сказал. И как солнце светило… Или как один раз у Петуха собрались, у него мать в доме отдыхе была. Кто где за столом сидел. И где ты, и где я… А то парк вспоминать принялась, мы с тобой поджидали кого-то, а потом ты меня с ним послал взять пакет какой-то… И опять по всем дорожкам прошла, скамейку ту увидела — ива до земли ветки свесила, как комнатка зеленая получилась, тетку в панамке, собачку смирную… Нет, про это начала и бросила. Только про хорошее хочу.
Вот вчера песни вспоминать стала. Я такую вспомнить хотела — чтобы как про нас с тобой, и петь ее про себя, чтобы никто не слышал, только ты да я. Знаешь, сколько я песен помню! А такой не вспомнила.
У меня отец очень песни любил. Вот даже, например, по телевизору по одной программе футбол-хоккей, а по другой песни передают, так он непременно на песни переключит. Он всё пластинки покупал. У нас этих пластинок вагон и маленькая тележка! Мама все ругалась, на что деньги переводит, а он все равно покупал. Мы с ним любили, вот мама уйдет, мы проигрыватель включим, я к нему на колени заберусь, и вот сидим слушаем. У нас и цыганские были и какие хочешь. Опера была, «То́ска» называется. Потом, когда он ушел от нас, я на эти пластинки прямо смотреть не могла.
Валентин Петрович Катаев (1897—1986) – русский советский писатель, драматург, поэт. Признанный классик современной отечественной литературы. В его писательском багаже произведения самых различных жанров – от прекрасных и мудрых детских сказок до мемуаров и литературоведческих статей. Особенную популярность среди российских читателей завоевали произведения В. П. Катаева для детей. Написанная в годы войны повесть «Сын полка» получила Сталинскую премию. Многие его произведения были экранизированы и стали классикой отечественного киноискусства.
Книга писателя-сибиряка Льва Черепанова рассказывает об одном экспериментальном рейсе рыболовецкого экипажа от Находки до прибрежий Аляски.Роман привлекает жизненно правдивым материалом, остротой поставленных проблем.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книгу известного грузинского писателя Арчила Сулакаури вошли цикл «Чугуретские рассказы» и роман «Белый конь». В рассказах автор повествует об одном из колоритнейших уголков Тбилиси, Чугурети, о людях этого уголка, о взаимосвязях традиционного и нового в их жизни.
В повести сибирского писателя М. А. Никитина, написанной в 1931 г., рассказывается о том, как замечательное палеонтологическое открытие оказалось ненужным и невостребованным в обстановке «социалистического строительства». Но этим содержание повести не исчерпывается — в ней есть и мрачное «двойное дно». К книге приложены рецензии, раскрывающие идейную полемику вокруг повести, и другие материалы.
Сергей Федорович Буданцев (1896—1940) — известный русский советский писатель, творчество которого высоко оценивал М. Горький. Участник революционных событий и гражданской войны, Буданцев стал известен благодаря роману «Мятеж» (позднее названному «Командарм»), посвященному эсеровскому мятежу в Астрахани. Вслед за этим выходит роман «Саранча» — о выборе пути агрономом-энтомологом, поставленным перед необходимостью определить: с кем ты? Со стяжателями, грабящими народное добро, а значит — с врагами Советской власти, или с большевиком Эффендиевым, разоблачившим шайку скрытых врагов, свивших гнездо на пограничном хлопкоочистительном пункте.Произведения Буданцева написаны в реалистической манере, автор ярко живописует детали быта, крупным планом изображая события революции и гражданской войны, социалистического строительства.
Это третья книга писательницы, посвященная школе. В «Войне с аксиомой» появляется начинающая учительница Марина Владимировна, в «Записках старшеклассницы» — она уже более зрелый педагог, а в новой книге Марина Владимировна возвращается в школу после работы в институте и знакомит читателя с жизнью ребят одного класса московской школы. Рассказывает о юношах и девушках, которые учились у нее не только литературе, но и умению понимать людей. Может быть, поэтому они остаются друзьями и после окончания школы, часто встречаясь с учительницей, не только обогащаются сами, но и обогащают ее, поскольку настоящий учитель всегда познает жизнь вместе со своими учениками.
Повесть написана и форме дневника. Это раздумья человека 16–17 лет на пороге взрослой жизни. Писательница раскрывает перед нами мир старшеклассников: тут и ожидание любви, и споры о выборе профессии, о мужской чести и женской гордости, и противоречивые отношения с родителями.
Писатель А. Домбровский в небольших рассказах создал образы наиболее крупных представителей философской мысли: от Сократа и Платона до Маркса и Энгельса. Не выходя за границы достоверных фактов, в ряде случаев он прибегает к художественному вымыслу, давая возможность истории заговорить живым языком. Эта научно-художественная книга приобщит юного читателя к философии, способствуя формированию его мировоззрения.
Эта книга — сплав прозы и публицистики, разговор с молодым читателем об острых, спорных проблемах жизни: о романтике и деньгах, о подвиге и хулиганстве, о доброте и равнодушии, о верных друзьях, о любви. Некоторые очерки — своего рода ответы на письма читателей. Их цель — не дать рецепт поведения, а вызвать читателей на размышление, «высечь мыслью ответную мысль».