Польское Наследство - [12]

Разговор за столом не ладился — монахи явно кого-то ждали. И вскоре он появился — сутулый, худой пожилой мужчина, одетый в длинное и пестрое, в стильной константинопольской шапочке, с посохом, более походящим на дворцовую трость, чем на дорожный посох. По манере держаться в посетителе сразу угадывался представитель церкви.

— Извините, что заставил вас ждать, коллеги, — произнес человек по-латыни.

Это его «коллеги» не удивило монахов. Они именно такого и ждали от константинопольского посла. Странные они там, в их Константинополе.

— Присядь, святой отец, — сказал ему монах, пришедший первым, самый молодой. — Представься.

— Зовут меня Панкратиос, — представился гость, садясь. — Итак?

— Есть ли у тебя с собою полномочия, Панкратиос? — спросил другой монах.

Панкратиос сунул руку в холщовую суму с замысловатым византийским узором и вытащил из нее пергаментный свиток. На пальце сверкнул бриллиант такой безупречной красоты, что монахи одновременно переглянулись, криво улыбаясь — богатый, роскошествующий Константинополь! Самый молодой не улыбнулся — возможно, он был равнодушен к блеску драгоценных камней. Бывают и такие люди на свете.

— Где ты остановился, Панкратиос? — спросил один из монахов, разворачивая свиток.

— В доме архиепископа.

Поразглядывав пергамент, монах кивнул и вернул его Панкратиосу.

— Кто тебя сопровождает?

— Восемь человек Варангской Охраны, — ответил Панкратиос.

Монахи обменялись улыбками.

— Небось ни одного варанга не осталось в этой самой Охране? — спросил один из монахов.

Панкратиос в ответ улыбнулся.

— Зоэ, — сказал он, покачав головой. — Зоэ, наша милостивица, — и рассмеялся вместе со всеми.

— План у нас такой, — сказал представительного вида монах, улыбавшийся и смеявшийся сдержаннее всех. — Сперва.

— Простите меня, коллеги, — прервал его Панкратиос. — Мне нужно кое-что уточнить.

— Да? — сказал монах, прерывая речь.

— Я приглашен на эту встречу в качестве наблюдателя. В ваших дебатах я не участвую, мнение свое выскажу только, если вы меня попросите. Не так ли?

— Всё так, — сказал представительный.

— Вы желаете, чтобы Патриарх был осведомлен о событиях. Для чего вам это нужно — меня не касается. Так?

— Так, — подтвердил монах.

— Мне бы хотелось знать, для того, чтобы правильно информировать Патриарха — кто из вас какой приход представляет. Лично я знаком только с братом Кристофом, — он кивнул, указывая на самого молодого монаха, — поскольку архиепископ парижский представил мне его вчера, как своего подручного.

Монахи обменялись взглядами.

— Кристоф не оповестил тебя, кто будет присутствовать на встрече?

— Кристоф — человек скромный, и я тоже, — ответил Панкратиос. — Мы оба считаем, что у всех дел должны быть свой порядок и своя очередь.

Кристоф улыбнулся, пряча глаза.

— Это резонно, — сказал представительный. — Что ж. Я — Роберто Лоджиа, епископ венецианский. Представьтесь же. коллеге, друзья.

— Ришар, епископ лионский.

— Андрю, архиепископ кентерберийский.

— Ларс, епископ сигтунский.

Панкратиос кивнул.

— Благодарю вас. С вашего позволения я умолкаю и весь превращаюсь в слух.

Он поднял кружку с вином и отпил глоток.

— Положение наше, друзья мои, почти безнадежное, — сказал Роберто. — Возможно это — конец света. Но даже если это так, это не освобождает нас от наших обязанностей. Кратко — Конрад Второй продолжает политику своего предшественника, захватывая именем Церкви все новые и новые территории и назначая священников по своему усмотрению.

Остальные четверо согласно кивнули.

— Беззакония, творящиеся на этих территориях, чудовищны, а обвиняют во всем Церковь.

Снова кивнули.

— Полония для нас потеряна, возможно навсегда. Конрад невзлюбил регентшу и наследника польского трона, и не предложил им помощь, когда язычники подняли восстание. Не предложил. Помощь. Страна находится в руках язычников. Польской болезнью могут заболеть и окрестные страны.

И снова кивнули.

— Добавлю, что в моем собственном приходе дела плохи, как никогда. Пиратство в Адриатике искоренено почти полностью, несметное количество золота течет в сундуки купцов, и с помощью этого золота они развратили мне прихожан. Храм пуст. Люди посещают Дом Божий только по большим праздникам, вера превратилась в обыкновенную традицию. Как обстоят дела в Швеции, Ларс?

— Христианские конунги сменяют один другого, — упрекающе и торжественно сообщил Ларс, — но объявлять Учение официальной религией отказываются. В соседней Дании, несмотря на официальность, больше язычников, чем пять лет назад.

— Ришар?

Вместо ответа лионец только пожал плечами и вскинул брови.

— Андрю?

— Казалось бы, — сказал архиепископ кентерберийский, — многолетняя драка с датчанами должна была привести в церковь хотя бы женщин, у которых погибли мужья. Не привела.

— Увы, — венецианец, представляющий самый богатый, несмотря на жалобы, приход, естественно главенствовал. — Нас не уважают.

— Совершенно верно, — подтвердили в один голос остальные, кроме Кристофа.

— А почему, братья мои? Нас, церковников, не уважают — почему? Ответ очевиден. Какое может быть к нам уважение, если нас возглавляет… — Роберто сделал многозначительную паузу.