Польские трупы - [50]

И пусть лучше не пробует.

Смысл названия книги двойственен: оно отсылает и к ритуальным мазкам на лицах жертв, и — возможно, в первую очередь — к генеалогии темного начала, иерархии наследования зла: как оно переходит от деда к отцу, а от отца к сыну. Это не проклятие — здесь нет фатальной неизбежности, решающее значение имеют гены и воспитание; а поскольку все дело в генах и воспитании, вероятность наследования данных черт в семье особенно высока. Так же, как существует «структурная безработица» (никогда не работавшие родители формируют у детей такой менталитет и прививают такие ценности, что каждому последующему поколению все сложнее представить себе жизнь работающего человека, а это приводит к психологической неспособности работать), существует и «структурное зло».

В свое время в христианскую теологию было введено понятие «структурного греха», которое относят, в частности, к тоталитарным системам (а так называемыми теологами освобождения — и к капиталистическим системам тоже), где сама организация социальной жизни если не вынуждает, то в значительной степени способствует массовому совершению некоторых грехов. Вина грешника тогда меньше, подобно тому, как меньшей считается вина человека, грешащего по неведению или при отсутствии альтернативы греховному поступку. Кто тогда является настоящим преступником? Создатель структуры? Вот только не часто удается определить ее точное начало и автора; как правило, структуры самопроизвольно эволюционируют от форм совершенно невинных, и все участники процесса тогда могут поклясться, что действовали из самых лучших побуждений. Откуда в таком случае берется зло — в государстве, в семье, в человеке?

Теологи ведут по этому вопросу ожесточенные дискуссии. С одной стороны, левые теологи, те, что сидят под пятой южноамериканского олигархического капитализма и глядят на мир сквозь марксистские очки, говорят о «социальном грехе» и присущей свободному рынку несправедливости, о зле безличном и всеобщем, пронизывающем все сферы и нормы жизни в государстве, построенном на фундаменте подлостей и обид; таким образом, здесь наличествует грех, но нет грешника, есть зло, но дьявол кроется в структуре, люди — продукт побочный. С другой стороны, Иоанн Павел II и теологи-традиционалисты с уверенностью утверждают, что не может быть греха без грешника, так же, как не может быть мысли без мыслящего; у падающего с неба камня не может быть цели, а значит, нет и вины; если из мира удалить людей, мораль станет пустой абстракцией, не существует этики математики или аксиологии морских приливов.

История, описанная в «Линиях крови», занимает в этом споре срединное положение, хотя, впрочем, в большей степени подтверждает верность первого варианта, поскольку у читателя после нее остается впечатление, что Джон Донован, по сути, «призвал» зло, как оккультисты призывают демонов и проклятых духов. Зло пришло «извне», вошло в него, овладело им; он передал его сыну, так колдуньи из поколения в поколение передают свою магическую силу. Разница лишь в средствах и ритуалах: вместо пентаграмм, свечей из человеческого жира и латыни — психология патологии, эстетика убийства и монографии по криминологии. Но черная кислота зла разъедает разум с той же неотвратимостью.

Иэн Бэнкс «Линии крови»

перев. Аркадиуш Наконечник

Proszynski i S-ka 2002

Цена: 33 злотых

Перевод Е. Верниковской

Рафал А. Земкевич Идеальное преступление live

Стефан умирал именно так, как Анджей много раз себе это представлял, намечая план действий: на несколько секунд замер в недоумении с пустой рюмкой в руке, подняв изумленный взгляд на приятеля, будто искал ответ на его лице. Не нашел: Анджею казалось, что перекошенная физиономия выражает торжество, а в действительности его злобная гримаса походила на средневековые изображения козлиной ухмылки дьявола. Стефан силился вдохнуть побольше воздуха, взмахнул рукой так резко, что хрустальная рюмка покатилась по ковру, в отчаянии схватился за горло, не сводя взгляда с Анджея, пока не осел с хриплым стоном. Все это длилось считанные мгновения, и Анджей не был уверен, понял ли Стефан, что происходит, хотя твердо и отчетливо сказал, глядя ему прямо в глаза:

— Это цианид, сукин сын. За Марту.

Умирающая жертва опустилась в свое директорское кожаное кресло, а с него сползла на пол. Анджей успел пожалеть, что этих мгновений не хватило, чтобы сказать, как давно и от всего сердца он его ненавидел и как ловко обманул. С другой стороны, время сейчас было слишком дорого, чтобы торжествовать. До возвращения секретарши оставалось еще минут пять, но ведь всегда может случиться что-то непредвиденное.

Молниеносным, многократно отработанным движением он стер свои отпечатки пальцев с нижней части бутылки, которую только что, показывая этикетку, протягивал Стефану таким образом, чтобы тот обязательно взялся за горлышко. Изготовленным две недели назад ключиком отпер бар, единственный ключ от которого, по мнению всех сотрудников, был у Стефана. Затем прошел через секретариат, в коридоре свернул к лифту и подсобным помещениям. Дубликат очередного ключа открыл ему путь на лестничную клетку.