Польские трупы - [35]

* * *

Иосиф Мария Дыдух, частный детектив, бесхозный пес, сел на пол зала капитула и заплакал. Возле двери, в которую не переставая ломились доминиканцы, лежал его отец. Ряса подвернулась, обнажив босые ноги. В пятнах. Холодные. Тощие. Неподвижные.

С другой стороны приближался отец Поремба, его ноги в белых носках бесшумно скользили по полу. Человек, несущий перед собой отца Болеслава, должен был обладать нечеловеческой силой. Он был почти не виден за широким одеянием монаха.

Сквозь слезы Дыдух смотрит, как глумящийся над памятью, над уважением к покойнику четырехрукий монстр подходит все ближе. Дыдух вытирает рукавом пиджака глаза. Спокойно наводит пистолет на Порембу и говорит:

— О призрак, призрак, прошу тебя… положи тело наземь, осторожно, а потом сам ложись рядом и раскинь руки крестом.

Отец Поремба приближался, не внимая увещеваниям.

— О, призрак, призрак, молю тебя, не заставляй меня осквернять труп этого благочестивого монаха… иначе, клянусь Богом и трупом моего отца… отца Адама, — тебя ждет мучительная смерть.

Поремба был уже совсем близко, надвигался всем телом, а когда Дыдух медленно встал с оружием, нацеленным в голову покойника, и немного отступил влево, чтобы на самом деле взять на мушку человека, который дал новую жизнь отцу Порембе, тот тоже начал неторопливо поворачиваться. Курок, наведенный на закрытые глаза усопшего, на одутловатое, желтовато-синюшное лицо партнера в этом чудовищном танце, постепенно перестал дрожать. Слезы продолжали течь из глаз Дыдуха, но он понимал, что если срочно что-либо не предпримет, то через минуту, вот так же кружась, даже в том же замедленном темпе какого-то ритуального гаитянского вуду[30], убийца приблизится к двери, и тогда, если он бросится к ней, Дыдух не решится стрелять. За дверью по-прежнему не стихали дебаты монахов, их голоса были хорошо слышны, хотя они уже перестали колотить в дверь, как банда недоумков-гномиков. Если он промахнется, пуля, прошив дверь, может застрять в каком-нибудь теле, застигнутом врасплох, совершенно не готовом к смерти, а душа через дырку в том теле, освободившись, мгновенно тайком ускользнет, не получив последнего причастия.

Он снова вытер рукавом левой руки лицо. На сей раз смахнул не только слезы, но и густую жидкость на верхней губе. Шмыгнул носом. Это будет убийство. Прекрасная развязка. Циничное, обдуманное за время этого круговращения тел убийство. И тот там, тот проклятый призрак, привидение, исчадие ада, тот сзади, что прячется, как крыса, хорошо знает, что делает. Еще секунда и будет поздно.

Дыдух опустил руку быстро. Пистолетом ткнул в рясу отца Порембы, выбрал угол, выстрелил.

* * *

До чего же тихо было в келье настоятеля. Суматоха в коридоре улеглась. Беготня и шум растворились в густой тишине. Дыдух сидел на полу, пил горячий чай и старался не смотреть в глаза главы конвента. А тот, расположившись за письменным столом, нервно выстукивал пальцами по дереву какую-то увертюру.

— Значит, вы не позволите вызвать полицию? — Вопрос детектива был адресован глухой ночи за окном.

— Нет.

— Совершено убийство. Он убил на моих глазах отца…

— Твоего отца.

— Вы знали…

Настоятель повел плечами.

— Из тайной кассы провинциала[31] мы давали деньги на алименты твоей матери. Отец Адам тяжело раскаивался за ту минуту, за ту единственную минуту. Наложил на себя суровую епитимью, чего я не одобрял.

— Отец Адам был фанатиком. Он был опасен. Я сумею доказать, что он убил отца Порембу.

— Что за бред, парень. Ты устал.

Еще как. Когда прогремел выстрел, когда сильно рвануло руку, а отец Поремба повалился на Дыдуха, будто тряпичная кукла, все вокруг закружилось и пустилось аллюром, наподобие скрипучих лошадок на детской карусели. Весь зал капитула пришел во вращение. И тот человек, который за долю секунды до выстрела пихнул покойника на Дыдуха, а теперь бежал к двери, открывал ее, и открывал, и открывал, и открывал, пока Дыдух не понял, что фильм не кончился, а только заело пленку и сцена повторяется с целлулоидным безразличием — а потом проектор гаснет.

Очнулся он в келье настоятеля, ощутив на лице запах нашатырного спирта, из чего заключил: «скорую» не вызвали, это санитар подтверждает на практике эффективность прабабушкиных методов. Нога, вполне профессионально забинтованная санитаром, болела. Из-за двери долетал гул голосов, необычный для этого места и времени суток. Позже всё постепенно успокоилось, и лишь настоятель продолжал исполнять свою партию.

— Как ему удалось убежать?

— Мы столпились у двери, перепуганные выстрелами. Он выскочил, как бешеный зверь, растолкал нас и исчез.

— И как же он убежал? Вы его не искали?

— Так же, как ты пришел, — насупился настоятель. — Через читальный зал в гостевые комнаты. У него, по-видимому, имелся ключ. А потом он выскользнул из монастыря. Привратник был с нами.

— Отец, послушай. Если мы сейчас же сообщим в полицию, еще можно будет его поймать, в любом случае вероятности больше!

— Когда выйдешь, звони куда угодно. Но сперва подумай хорошенько. Дело может быть чревато невообразимыми последствиями.

Дыдух стремительно вскочил на ноги. Однако сразу же сел — закружилась голова.