Польские народные легенды и сказки - [9]
И снова острый обушок забухал в стену. Жадно вгрызся в черный пласт раз, другой. С грохотом рухнули новые куски. Пыль встала столбом, залепила глаза. Когда пыль осела, шахтер снова рванулся вперед.
Но не ударил — обушок повис на полпути. Лещина увидел, что черная стена исчезла, и то, во что он хотел ударить, было уже не углем, а обыкновенной скалистой породой. Желтая, осклизлая от воды, с неровными прослойками, никуда не годная.
Опустил он обушок, вздохнул не то с сожалением, не то с облегчением:
— Ну, вот и все… добрался до конца. Теперь пора к Доротке.
Живо вскинул обушок на плечо. Спотыкаясь, пробирался по отбитому блестящему углю к далекому главному стволу.
— Бог в помощь! — крикнул он откатчикам, которые возились около выработки. За полчаса прошел через лабиринт забоев и штреков и подошел к подъемной клети.
Вошел в нее, заскрипел канат, рвануло вверх, и он очутился на земле. Сразу направился в канцелярию шахты, мечтая о своем счастье. Заработанные талеры уже заранее звенели в ушах, и звон этот был как музыка…
Понемногу, однако, он опомнился. Мечты его развеяла действительность. Он шел, посматривая кругом, и удивлялся все больше. Как-то изменилось все: и строения, и деревья, и дорожка с той поры, как он спустился в шахту. Люди тоже были какие-то чужие, не те, с которыми встречался перед работой. Франек успокаивал себя, что не знает всех, — ведь это была его первая смена в жизни.
Подошел он к окошку кассы, рассказал что и как, потребовал уплатить за работу. Никто не запротестовал, как будто его уже ждали. Сумма, что причиталась ему, была огромной, в сотни, в тысячи раз больше шахтерского дневного заработка.
Все складывалось гладко. «Наверно, штейгер уж подсчитал всю выработку», — подумал он.
Взял деньги, набил ими карманы. Учтиво поклонился кассирше и сразу вспомнил Доротку. Браво зашагал в пригородный поселок, где жила Доротка.
Шагал, посматривая по сторонам, и все больше задумывался. Заблудился он, или черт его водит? Все, что ни увидит, — незнакомое. Правда, улицы были похожими на вчерашние, но каменные дома на них и лица людей — не те. Если бы не одежда и говор, он подумал бы, что ошибся. Костел на пригорке склонился к земле, скособочился. Липы у костела разрослись, стали вчетверо больше. Как будто годы росли они, а не одни сутки. Диво, чудо!
Подошел он к родному месту. Березовая аллея была та же, но все дома вдоль аллеи — незнакомые. Прохожие почтительно приподнимали шляпы, но на горячий блеск его глаз отвечали так равнодушно, как будто он был не Франеком Лещиной, а случайным путником.
Наконец он наткнулся на забор, около которого стоял развесистый дуб, и подумал: «Это же двор Доротки. Такой же дуб рос здесь, когда мы встретились с ней перед уходом на шахту, только не такой могучий и гораздо моложе». Пригляделся к халупе. Наклонилась она крышей чуть не до земли, из бревен сыпалась гниль. А Дороткина хата была из крепких бревен, с новой крышей — единственное сокровище отца и деда.
Девушка выглянула из сеней, приветливо поглядела на пришельца. Была она незнакомая, но такая же пригожая, как его невеста.
Он усмехнулся, спросил несмело:
— Доротка дома?
Та посмотрела на него с испугом.
— Какая Доротка? — удивилась она. — Нет здесь таких…
— А дочка Зорыхты. Франека Лещины нареченная, — уже радостно растолковал он.
Девушка, вместо ответа, крикнула в сени:
— Мамочка! Выйди-ка сюда, да побыстрей!
Здоровенная баба с румянцем во всю щеку встала на пороге. Сверкнула глазами на дочку и на шахтера.
— Ну чего? — спросила она.
Дочка указала рукой на Лещину, который боязливо топтался у калитки. Сказала матери:
— Спрашивает о Доротке Зорыхтовой… О той, что собиралась за горняка…
— Господи! О нашей бабке? Померла бедняжка… в прошлом году. Ждала тридцать лет своего Франека и не дождалась. Вышла за моего батюшку, за дедушку Хажбетки.
— Я и есть тот Франек… Франек Лещина, жених Доротки, — отвечал шахтер срывающимся голосом. — Чего вы мне плетете здесь о какой-то старухе?
Мать и дочка стали быстро креститься, как будто хотели отогнать от себя привидение. В глазах старой мелькнул испуг:
— Господи помилуй! Свят, свят! Да ведь Франек, жених Доротки, ушел в шахту лет шестьдесят тому назад. Ушел и не вернулся. Шахтеры, что были с ним, сказали: «Его забрал к себе в подземное царство Скарбник — Владыка сокровищ». В наказание за то, что взял он чужой обушок. Господи, господи!
Больше он ни о чем не спрашивал. Понял все. Опустился на лавочку около плетня в тени дикого хмеля. Закрыл ладонями лицо — плакал.
Женщины тоже утирали глаза платками. Не знали, нормальный человек перед ними или тронутый. Потом сговорились. Приняли пришельца в дом, тем более охотно, что многолетняя работа под землей ничуть не тронула его молодости. Как и тогда, был он сильный, мужественный, да к тому же и с деньгами. Владыка перемешал наказание с милостью…
Поженились они с черноокой Хажбеткой, и начал Франек новую жизнь. Ту жизнь, которую должен был прожить с Дороткой Зорыхтовой, бабкой Хажбетки.
Скарбник помогает рудокопам
Случилась эта история давно. Даже самые старые не помнят когда и рассказывают ее со слов родителей. А кто знает, может и отцы их слышали всё от своих отцов или дедов. Вот и определи, сколько воды утекло с тех пор.
