Польские народные легенды и сказки - [8]

— Франек, да постой ты, чертушка! Так будешь орудовать — до рассвета и сил не останется, — предостерег его степенный товарищ. — Они тебе не только на сегодня нужны.

— А, работать так работать, — отвечал Лещина, не поворачивая головы. — Не спать пришел сюда.

Приятель махнул рукой и стал помогать возчику нагружать уголь, чтобы Франек не зарылся в нем по пояс. Другие тоже поднажали на лопаты. Не хотелось отставать; еще бы — ведь у Франека только начинают пробиваться усы.

Время шло, работа кипела вовсю. Стена отступала. Поскрипывала рукоятка обушка в крепких руках Франека. Но даже стальное острие обушка, не то что деревянная ручка, может сломаться от непомерной нагрузки. Франек чувствовал, как ясеневые щепки вылетают из-под рук, услышал сухой треск раз, другой. Не придал этому никакого значения. «Пусть трещит, — думал. — Как-нибудь дотяну смену».

Еще яростнее начал рубить уголь, и вдруг ручка переломилась пополам. Стальное лезвие, вонзившись в уголь, так и осталось там, а в руках оказался бесполезный обломок ручки.

Лещина даже свистнул от злости:

— Фьюить! Ах, чтоб тебе… — Повернулся к товарищам: — Одолжите! — протянул он к ним руки. — Час до смены остался.

Посмотрели они друг на друга, потом на Лещину.

— Нет! — отвечали разом, как будто сговорились.

— Так что же? Стоять с пустыми руками?

— Помоги грузчикам у вагонеток…

— Эх, вы! — с обидой вырвалось у Лещины.

Пожилой шахтер появился из темноты. Подошел к Франеку, тронул его за мокрое от пота плечо. Забойщик неохотно повернулся и взглянул на него.

— Чего вам, Вавжычко?

Тот серьезно проговорил ему в ответ:

— Ты молодой еще шахтер, многого не знаешь. Такой закон есть шахтерский и честь: не брать ни у кого обушка и своего не давать никому. Почини или новый достань. Кто нарушает…

— К черту этот закон и честь! — с гневом оборвал Лещина старика. — Работа ждет, а мне нечем рубить.

— Возьми мой, — услышал вдруг Франек тихий голос. Оглянулся. Рядом стоял белобородый низенький шахтер, в руке держал новехонький обушок. И разглядывал Лещину не то сурово, не то с усмешкой.

Парень не колебался ни минуты. Схватил обушок жадными руками. Кивнул головой — мол, спасибо, — замахнулся снова на черную стену, но старичок задержал его порыв. Тихонько посоветовал:

— В твоем забое скверный пласт. Вот здесь становись! — И широким жестом руки указал место, где надо рубить. Да властно так, по-штейгерски.

Лещина всмотрелся, и глаза его загорелись как огоньки карбидки. Перед ним, над головой и с боков — всюду чернела огромная стена угля. Массивная, богатейшая. Нависшие пласты завораживали глаза, просили удара обушка. Они сулили такую добычу, какая и во сне не снилась шахтерам. Каким же ничтожным казался теперь его прежний забой, низкий, изрезанный жилами камня, перед этой массой угля! Смешно и вспоминать.

— Фью-фью! — еще раз присвистнул Лещина. Губы расползлись в улыбке. — Вот это работа, я понимаю.

Таинственный шахтер еще раз тронул его за плечо. Нахмурив брови, видимо не одобряя свиста, сказал шахтеру:

— Больше никого тебе не дам в помощь. Руби! Руби до тех пор, пока не кончится пласт, и тогда требуй от шахты платы.

Радостно кивнул головой Франек Лещина. Хотел поблагодарить удивительного шахтера за новый обушок и советы, но его уже не было. Расплылся, исчез во мраке.

Молодой забойщик не знал, как понимать все это. Искал глазами своих товарищей, чтобы поддержали советом. Но никого не было поблизости. Как будто пропали куда-то… как и этот удивительный шахтер.

С жаром принялся он рубить. Вонзал острие дареного обушка в угольные выступы, отворачивал, разбивал пузатые навесы. Кучи угля сыпались к его ногам, как лавина, укладывались валами. Он не оглядывался. Разгребет уголь вправо и влево, чтобы не загромоздить подступ к стене, и снова идет вперед, как древоточец, как крот в земле.

Не чувствовал ни усталости, ни голода. Не дотрагивался до фляги, чтобы промочить горло глотком воды. Мускулы работали, как железные механизмы, росла в них сила, в сердце восторг. Глаза сияли, глядя на выработку, губы шептали ласковые слова:

— Колдовство, ей-богу, колдовство. Вот будет рада Доротка, когда из шахты приду к ней и высыплю из сумки кучу денег на стол, кучу талеров, сверкающих, как лучи солнца. Справлю потом богатую свадьбу, одену ее как надо и — кто знает? — может, и дом построю. Жила она бедно, не всегда досыта ела…

Мысль о будущем счастье удвоила его силы. Если уголек просится на лезвие обушка, почему же его не взять? Кто знает, что там будет в конце смены. Может быть, угольная стена кончится и столбы негде поставить будет. У шахты ведь тоже свои капризы. Сейчас она такая щедрая, а другой раз камень пересекает уголь, перекрещиваются пласты породы. Бьется забойщик, работа вгоняет его в пот, а выработки не прибавляется. Откатчик без дела ждет, злится, что вагонетки стоят пустые, а наполнить их нечем. Наказание, а не работа!

Франек отдышался, оглянулся кругом. Сзади него, освещенная шахтерским фонарем, виднелась черная лента отбитого угля. Она напоминала затор на Одере во время ледохода. Куски напирали друг на друга, расползались во все стороны. Откатчики не поспевали с отгрузкой. Черный от пыли Лещина, опершись на молоток, любовался и качал головой в восхищении. Такое богатство! Как обнимет Доротка, когда узнает! Дух захватывает от таких мыслей!..