Польская Сибириада - [51]

Отец пошел в больницу на всю ночь.

— Посижу немного с мамой… Ложитесь спать, меня не ждите. Помой Тадеку ноги и проследи, чтобы помолился.

Ноги Тадека были похожи на репку, потрескавшиеся от вечной сырости, стертые на косточках; мыться он не хотел, расплакался. А потом его вдруг сморил сон, он зевнул, и Сташеку с трудом удалось его уговорить помолиться. «Ангел божий, страж мой», сонно повторял он за Сташеком, хныкал, пропускал слова. Сташек решил не мучить его дольше молитвой, накрыл одеялом.

Сам лег на нары, накрылся с головой, чтобы не слышать, что происходит в бараке. Но сон не шел. Мучился, ворочался с боку на бок. И о чем бы не подумал, все куда-то уплывало, рассеивалось в тумане, а перед его глазами вновь появлялась мама, лежащая на больничных нарах. И этот ее тихий голосок: «Сташек, сыночек!»… Нет, нет, нет! Мама поправится! Обязательно поправится. Моя мама не умрет! Ксендз Немчитский учил его на уроках религии, что если очень, очень верить, Господь Бог всегда человека выслушает. «Верю в тебя, Господи»…

Он не помнил, как уснул. Единственное, что вспомнилось, что он молился и просил маме здоровья. Отца еще не было, наверное, не вернулся из больницы. Тадек спал. Спали люди в бараке. А тем временем весеннее солнце уже встало, и его косые лучи проникали сквозь окна барака. Сташек сполз с нар и подошел к окну. Видно было Пойму, зеленую стену тайги на другом берегу. Внезапно он вздрогнул, прижался к стеклу, заслонился рукой от солнца, чтобы лучше видеть. От больницы в сторону мертвецкой шли санитары с носилками, а на носилках лежала мама! Сташек узнал золотистое, любимое мамино платье.

Мамочка! Мамаааа!..

13

Все проходит в этом мире. Подошел к концу и тифозный мор в Калючем.

Июнь стоял сухой, жаркий. Опали весенние воды, подсохли болота. С каждым днем похороны случались все реже. Люди смогли как-то более осознанно оглядеться вокруг. Наступило время оценить потери от эпидемии. Достаточно было пойти на берег Поймы, сосчитать свежие могилы и березовые кресты.

Последствия эпидемии тифа были ужасающими. В Калючем не было семьи, которая не похоронила бы на Пойме кого-то из близких. А были и такие, которые и вовсе исчезли, не оставив следа, некому было даже выжечь имя на кресте над могилой последнего из семьи.

Только в июне пробрались в Калючее санитарные повозки. Приехал настоящий врач, привезли сыворотку для прививок, лекарства и немного продуктов.

Дезорганизованная жизнь лагеря постепенно возвращалась к обычному режиму ГУЛАГа. Комендатура снова загоняла людей на работу, требовала выполнения плана вырубки. Весна в разгаре, близилось время сплава заготовленной зимой древесины.

С прибытием санитарной экспедиции комендант Савин оживился. Был такой момент, особенно после смерти Барабанова, когда комендант почти не выходил из здания комендатуры. С экспедицией на место Барабанова прибыл новый заместитель. Савчук, украинец из Каменец-Подольской области, неплохо говорил по-польски. Савчук начал свою деятельность с того, что привел в порядок бумаги Барабанова, списки доносчиков, просмотрел акты тех лиц, которых предшественник в чем-то подозревал. С выводами не торопился, присматривался к полякам. С первых дней играл роль человека доступного, понимающего, старающегося облегчить людям жизнь и, где можно, помочь.

Заботился о больных, был в контакте с врачом, доктором Филатовым, пожилым худым, как жердь, молчуном, который борьбу с эпидемией начал с поголовных прививок. Савчук с помощниками следили, чтобы каждый прошел эту процедуру, и, пользуясь случаем, занимались своим прямым делом, присматривались к людям.

Эпидемия дезорганизовала бригады, принесла огромные потери в людях. И не только болезни уносили людей, над Калючим повис призрак голода. Закончилась мука для хлеба. Со склада буквально выметали остатки ячной крупы. Даже соль была на исходе. Тайшет обещал выслать транспорт с продуктами, прежде всего с мукой. Но чтобы подводы могли пройти в Калючее, нужно было в нескольких километрах от поселка соорудить мост на бурном притоке Поймы. Савин назначил на эту работу бригаду Седых. Несколько дней мучились они со строительством переправы. Ночевали на берегу речки, тут пытались обмануть голод черемшой и вареной крапивой. Но переправу построили. И дождались привоза муки.

Савин приказал печь хлеб в две смены. А на другой день утром собрал к себе комендантов бараков. Стоял перед ними вместе с Савчуком, врачом и бригадирами. Было заметно, что к нему вернулась прежняя уверенность.

— Ну, как видите, граждане спецпереселенцы, худшее позади. Советская власть нас в беде не покинула. Прислала вам доктора, лекарства. С эпидемией мы справились, правда, доктор?

Врач кивнул. Савин продолжил:

— Вот видите. И хлеб у нас опять есть! Скажите своим, что все получат по целых пятьсот граммов на душу! Все! Надо экономить, это только первый завоз. Но не волнуйтесь, следующие обозы с мукой, крупой и другими продуктами уже в пути. Еще везут нам картошку и другие семена на посадку. Обратите внимание — на посадку! А что я вам еще зимой говорил? Я вам говорил, что как только придет весна, что мы будем делать? Устраиваться будем, граждане переселенцы! Устраиваться тут, в Калючем, навсегда. Выкорчуем тайгу вокруг, посадим картошку, лук, репу, морковку. Корчевать будем все вместе. Для строительства новых приличных бараков выделим бригаду плотников. Чтобы жилось удобнее, чтоб культурно было. Клуб построим, кино будем показывать. Ну, и школу построим, дети должны учиться. Факт! Советская власть заботится об образовании. Учеба у нас бесплатная! Будет школа, нам учителя пришлют. Вот такие дела. Весна, граждане переселенцы, выше головы, самое страшное позади. А теперь за работу, на вырубку, на сплав, на корчевку леса. Вопросы есть?