Польская политическая эмиграция в общественно-политической жизни Европы 30−60-х годов XIX века - [69]
Главное направление своих усилий руководители Громады «Лондон» видели в работе среди поляков – эмигрантов и жителей польских земель. Основные положения, выдвинутые в открытом письме 27 февраля 1855 г., они развили в Манифесте, где призывали «коренным образом и до основания изменить существующий порядок вещей, основанный на лжи, несправедливости, угнетении и рабстве народа, и вместо него установить господство высшей правды и справедливости, полного равенства и искреннейшего братства между людьми и народами». Чтобы освободить народ «от политического, религиозного и социального рабства», нужно было «уничтожить частную собственность и ввести общую», что обязывало «каждого трудиться в меру всех его сил и способностей с гарантией получить за этот труд удовлетворение всех его потребностей в соответствии с общественными возможностями». В Манифесте содержались требования уравнения женщин в правах с мужчинами, общественного воспитания и обучения детей, обеспечения свободы слова, печати, собраний, а также отмены смертной казни (при этом оговаривалась необходимость ее сохранения в целях уничтожения врагов в период революции). Авторы документа призывали к борьбе за осуществление социалистических идеалов на всей земле, «пока весь род людской не станет единой семьей, организованной на основе […] братства». «Для достижения этого, – заявляли они, – мы объединяемся в Революционную громаду, то есть в громаду Действия, в громаду Восстания». Что же касается конкретно Польши, то там, по мысли руководителей Громады, народная революция была призвана уничтожить как социальное, так и национальное угнетение. Поскольку это предполагало активное участие в борьбе «простого народа», Громада «Лондон» требовала в воззвании привлечь крестьян, передав им земли помещиков, что, по версии прусской полиции, давшей свое толкование Манифеста, означало: «дворяне будут уничтожены, а земли их разделены между местными жителями». Для осуществления этих целей предполагалось создание тайной революционной сети на всем пространстве бывшей Речи Посполитой, в том числе в Вильно и Киеве, так как украинские, белорусские и литовские земли руководство Громады считало неотъемлемой частью Польши. Будущую освобожденную страну оно видело в образе «широкой федерации» с «местной автономией каждой провинции». Вместе с тем соединение социальных и национальных целей в программе Громады обусловило известную непоследовательность и внутреннюю противоречивость ее позиции: обличая эгоизм шляхты и ее непатриотичное поведение, равнодушие к страданиям народа, «сон в гробовой тишине», авторы Манифеста в то же время стремились сделать ее одним из главных факторов борьбы за независимость Польши. Поэтому, укоряя в апатии помещиков, «по происхождению, по традиции, по положению, по необходимости обязанных стать лозунгом высочайшего общественного совершенства, знаменем всеобщего освобождения», Громада в воззвании 23 мая 1858 г. призывала их, как «дорогих братьев», «поддержать славу» своего имени, не дать царизму опередить себя «в деле прогресса», имея в виду передачу земли крестьянам в собственность. «Не будьте позором своей отчизны, – заклинали авторы воззвания, – не срамите купленной дорогой ценой славы вашего имени!»>167.
В воззвании 23 мая 1858 г. была подчеркнута напряженность обстановки: «Наступит решительная, быть может, последняя для нашей родины минута. В любой день, час мы снова будем призваны к оружию. Общественный горизонт нахмурился вокруг нас, а из этих туч гремит гром, который объявит миру, является ли человек свободным или обречен на вечное рабство, должен ли он быть игрушкой интересов развращенного сердца царя, мертвым орудием всеобщего угнетения и страдания или же виновником всеобщего освобождения, творцом всеобщей свободы». Громада требовала от жителей Польши ответа, готовы ли они выступить для осуществления своей славной миссии и поддержать честь предков. Чтобы не дать опередить себя царю, который «самой необходимостью вещей принужден помимо воли и сознания фатально идти по пути прогресса и свободы», Громада призывала объединить все силы в будущей борьбе и требовала от эмиграции, «распавшейся на борющиеся между собой группки, не имеющие ни единства, ни взаимного согласия, ни связи с краем, ни денег, ни силы», сплотить свои ряды, чтобы встретить революцию во всеоружии. Возлагая на эмиграцию задачу осуществлять внешние сношения, авторы воззвания, стремившиеся «опрокинуть все троны мира», предостерегали от надежд на помощь западной дипломатии, в том числе от веры в поддержку Франции, указывая, что поляки могут стать «орудием в руках союзника царя или какого-нибудь нового Ламартина», «жертвой двуличных предателей», которые привлекут польских патриотов «лживыми обещаниями и продадут королям или султанам на гайдуцкую службу». Это обращение Революционной громады «Лондон» с призывом к сплочению было услышано в эмиграции, его одобрил орган ПДО «Demokrata Polski»>168.
Голос Громады доходил и до Польши: прокламация от 23 апреля 1859 г. распространялась в Белостоцком уезде Королевства Польского, а воззвание 23 мая 1858 г. получило распространение на Познанщине не без помощи полиции, которая с провокационными целями рассылала его представителям польской общественности. Великое княжество Познанское стало основным адресом агитации Громады. Через Оборского с Познанью была установлена постоянная связь, Громада направила письма ряду влиятельных познанских деятелей, предлагая принять участие в съезде для переговоров о тайной революционной деятельности. Такой съезд состоялся в начале августа 1858 г. в Быдгоще, на нем присутствовали Аполинарий Куровский, Константый Садовский, Александер Гуттри, Веделыптедт и один из сыновей Оборского. С рукописью, излагавшей «кредо» Громады, ознакомились Либельт и Гуттри. Последний отрицательно отнесся к революционным идеям программы, предлагавшей осуществить восстание «одновременно во всех пунктах страны по единодушному соглашению с жителями Галиции, Кракова, Украины, а также с русинами». Руководители Громады полагали, что польское восстание «послужит знаком к всеобщему восстанию всех угнетенных народов» и будет создан «теснейший союз» прежде всего с итальянцами, а также с русскими и немцами. Последнее было не случайным, так как они считали народные массы государств-захватчиков Польши одним из ее главных союзников. Поэтому, видя в итальянцах, венграх, чехах и других народах, находившихся под игом Габсбургов, безусловных союзников, они также рассчитывали на революционное сотрудничество с братским русским народом, угнетенным царизмом. В то же время, выступая за объединение славян, руководители Революционной громады подчеркивали, что эти стремления не направлены против германских народов, а, напротив, ведут к их освобождению. Задача польских повстанцев, говорилось в прокламациях Громады, состоит в том, чтобы «опрокинуть троны», замышляющие заговор против Польши, а «после изгнания врага из своей страны» «отправиться на край света, чтобы сбросить всех монархов […] и утвердить свободу на месте прежнего рабства». Подчеркивая значение союза Польши с другими народами для успеха восстания, руководители Громады предостерегали от ошибок 1848 г., когда поляки «действовали только под влиянием исключительно национального чувства, презирая другие народы»
