Польская политическая эмиграция в общественно-политической жизни Европы 30−60-х годов XIX века - [52]
Если клерикальные круги эмиграции и связанная с ними партия Чарторыского отвергали Краковский манифест, то большая часть эмигрантов готова была взять его за основу. Так, например, уже в апреле 1846 г. на базе Манифеста пытался создать свою организацию либерально-демократически настроенный сторонник полумер Дверницкий. Что касается демократов, то факты неприятия Краковского манифеста кем-то из членов Польского демократического общества (как, например, в случае с Альциато) были редкими; отношение к этому документу способствовало внутреннему разграничению и укреплению демократического большинства, которое должно было «одинаково чувствовать и думать». «Кто сегодня не демократ, – утверждал печатный орган ПДО, – тот не хочет быть поляком». Факт «галицийской резни» демократическая эмиграция переживала болезненно. Видные деятели ПДО (Я. Подолецкий, Ф. Шнайде, М. Дембиньский), характеризуя крестьянское движение, говорили в своих речах о «неслыханном преступлении, убийствах и поджогах», но подчеркивали, что крестьян провоцировали посланные австрийской властью «банды преступников». Таким образом, осуждение крестьянского движения сопровождалось оправдательным комментарием в отношении крестьян и обвинением в адрес Вены. Как писала газета «Demokrata Polski», часть крестьян «стала игрушкой, несчастной жертвой их (австрийских угнетателей. – С.Ф.) адской политики». Подчеркивалось, что крестьяне не мстили, «не убивали, исходя из собственных взглядов, их поджигали и направляли преступники, которых правительство для этого выпустило на свободу». В то же время демократы понимали, что все зависит «от собственника», то есть от панов. Об этом писала пресса, это, в частности, подчеркнул Мазуркевич, выступая 29 ноября 1847 г. на праздновании годовщины восстания 1830 г. Демократы связывали причины «галийийской резни» с недостатками в работе самих конспираторов. В. Дараш писал Я. Н. Яновскому: «Шляхта в целом, а тайная организация в особенности, недостаточно сблизилась с людом, недостаточно убедила его в своей искренности, не постаралась уничтожить недоверие и ненависть». И не случайно в ходе дискуссий, происходивших в секциях, шляхту обвиняли в злоупотреблениях. Члены Польского демократического общества опасались, что шляхта, устрашенная «галицийской резней», может пойти навстречу власти в случае крестьянской революции. Поэтому Централизация так определяла тактику польской демократии: она «смягчает ненависть крестьян к шляхте, […] связывает детей одной матери доверием и братской любовью». Осуществить эту задачу предполагалось на базе постулатов Краковского манифеста. Но вместе с тем возникала мысль о том, что крестьянство захочет большего, чем только отмена барщины, и будет бороться против шляхты, пока не добьется своих прав. Подолецкий подчеркивал, что «крестьянин считает общественное пространство единым целым, а себя – его совладельцем». Он приходил к выводу о необходимости создания системы «солидарного сельского хозяйства». В этой связи звучали, в частности, голоса, настаивавшие на удовлетворении нужд безземельных: на заседании парижской секции ПДО потребовали отразить эту задачу в программе Объединенной эмиграции. Учитывая все эти соображения, вновь избранная Централизация расширенного Польского демократического общества (в составе Ворцелля, Мазуркевича, Гельтмана, Дараша и Шнайде) издала в 1847 г. прокламацию «Божье слово к польскому люду». Ее авторы Гельтман и Зенкович критиковали социальное устройство, обрекающее крестьян на нужду и голод, и звали их к участию в будущей борьбе за общество «без панов и графов» – такое, где «всевластие […] опирается на весь народ». Ссылаясь на Краковский манифест, они обещали ликвидацию феодальных повинностей, передачу земли крестьянам в собственность, наделение землей парубков и коморников. В прокламации осуждалась «резня» помещиков – «невиданная на Божьем свете» и указывалось на обман крестьян австрийской властью, которая обещала им землю, а на самом деле организовала их усмирение>132.
2. Участие польских демократических эмигрантов в революционных событиях 1848–1849 годов в Польше и в Европе. Вопрос о революционном сотрудничестве со славянством и с русским народом
Реорганизация Польского демократического общества и возникновение новой Централизации совпало с кануном революционных потрясений в Европе. Революционное движение 1848 г. выдвинуло на одно из первых мест национальный вопрос, дало начало так называемой Весне народов, которые выступили на борьбу за свои национальные права, в том числе за право создания своих национальных государств. Польские эмигранты с энтузиазмом приняли начавшуюся во Франции в феврале 1848 г. революцию. 26 февраля в Париже 400 человек вышли на массовую манифестацию под польскими знаменами и лозунгом независимости Польши. Поляки поддержали республиканское Временное правительство, которое издало декрет о восстановлении Польши в границах 1772 г. и решило направить войска для оказания помощи освободительному движению польского народа. Возглавивший Временное правительство Ламартин принял депутацию эмигрантов во главе с Дверницким, который предложил создать польский легион. Он получил согласие, так как Ламартин стремился не допустить дальнейшего развития революции и поэтому хотел избавиться от присутствия польского революционного элемента во Франции. В дальнейшем Дверницкий добивался от французских властей получения оружия, а Мицкевич требовал также отмены особого режима пребывания эмигрантов в стране. В Париже возник Польский клуб, вновь ожила идея созыва сейма за границей, ее выдвигал Трентовский. Словацкий же выступил с проектом объединения всех лагерей эмиграции в конфедерацию, во главе которой встали бы три популярных политика. Предлагались кандидатуры Мицкевича, Ружицкого, Чарторыского. Мицкевич отказался, заявив, что конфедерация «была бы слепком разнородных элементов» без какой бы то ни было руководящей идеи, без всякого «органичного принципа», и она рассыпалась бы при первой тряске. Что же касается Чарторыского, то он дал согласие, так как несмотря на отказ в 1846 г. от титула короля «де-факто» не оставлял мысли возглавить Польшу. 27 февраля 1848 г. он писал В. Замойскому, что для него «главным желанием и целью» является «возрождение Родины в какой бы то ни было форме и возвращение ей независимости. Польша сама придаст себе эту форму, но сейчас нужен начальник и без этого нельзя обойтись». Вместе с тем он признавался, что не оставил мечты о монархии: «скорее разумом, чем сердцем, – заявлял он, – я разделял монархические принципы, рожденные во время республики. Я убедился в ее иллюзиях и мне не трудно к ним вернуться, лишь бы они могли осуществиться»
