Положитесь на Псмита - [74]

Ко второй школе принадлежали те вольные юные души, которые накануне изнывали в бессильной злобе, едва стало известно, что в этот богатый событиями вечер их погонят в парадную гостиную слушать, как Псмит будет читать «Песни пакости». Теперь же холодная дрожь пробирала их при мысли, чего они лишились бы, если бы бдительность леди Констанции поугасла и им удалось бы тихонько ускользнуть в бильярдную, о которой они на пороге рокового часа думали с такой тоской. С точки зрения всех Клодов, Реджи, Берти и Арчи, скопившихся под гостеприимным кровом лорда Эмсуорта, случившееся было суперэкстра, мечта идиота и самое оно. Значительную часть жизни они кочевали из одного аристократического загородного дома в другой, и круговращение это казалось им чуточку однообразным. Происшествие вроде вчерашнего одаряло сельское прозябание чудесной искристостью. А когда они вспоминали, что сразу же за этой заварушкой последует бал графства, им тотчас становилось ясно, что все идет прекрасно в этом лучшем из миров. Они вставляли сигареты в длиннейшие мундштуки, собирались тесными группками и щебетали, как скворцы.

Отряд унылых, чьи сердца были налиты свинцом, слушал их веселую болтовню с отвращением. Отряд этот был численно невелик, но отличался избранностью. Его, так сказать, главой и патронессой была леди Констанция Кибл. Утро застало ее в состоянии, все еще близком к агонии. Однако после завтрака, который она вкусила у себя в спальне и который был подслащен беседой с мистером Джозефом Киблом, ее супругом, она заметно повеселела. Мистер Кибл, решила леди Констанция, вел себя с редким благородством. Она нежно его любила, но все же не с такой нежностью, как в ту минуту, когда, воздержавшись от малейшего упрека за упрямство, с каким она отказывалась отдать колье в банк на хранение, он ласково сообщил ей, что купит ей другое, такое же великолепное, как похищенное, и стоящее ровно столько же. В тот же миг леди Констанция дезертировала из рядов унылых и отчаявшихся. Благодарно поцеловав мистера Кибла, она почти с воодушевлением вернулась в вареному яйцу, которое только чуть поклевывала, когда он вошел.

Однако несколько минут спустя средний уровень отчаяния восстановился в связи с тем, что ряды унылых пополнил мистер Кибл. Накануне он возликовал в уверенности, что к исчезновению колье приложил руку кто-то из его агентов -либо Фредди, либо Ева. Тот факт, что Фредди, тайно проинтервьюированный у него в спальне, беззвучно разевая рот, наотрез отрицал свою причастность к случившемуся, его не обескуражил. От Фредди он ничего путного и не ждал. Но когда, расставшись с леди Констанцией, он встретил Еву и выслушал краткое резюме повести, начавшейся с того, как колье оказалось у нее в руках, и мрачно — в духе нынешних литературных произведений — завершившейся исчезновением цветочного горшка с заветного подоконника, он тоже погрузился в тоску и уныние не хуже всех прочих.

Не задерживаясь на Фредди, чья угрюмость вызвала массу предположений в среде золотой молодежи, а также на лорде Эмсуорте, который проснулся в полдень и расстроился, обнаружив, что лишился нескольких погожих часов, которые мог бы провести среди своих возлюбленных клумб, а также на Компетентном Бакстере, которого в двенадцать пятнадцать стуком в дверь пробудил от сна Томас, лакей, чтобы вручить ему записку его патрона с приложением чека и отказом от его дальнейших услуг, мы перейдем к мисс Пиви.

В двадцать минут двенадцатого в это утро, когда произошло столько всего с таким множеством людей, мисс Пиви стояла в Тисовой аллее и грозно смотрела на грибообразное завершение округленной вершины тиса, расположенного на полпути между входом в аллею и западным лесом, куда она уводила. Мисс Пиви, казалось, декламировала монолог — хотя слова срывались с ее губ весьма быстро, вокруг не было никого, к кому они могли быть обращены. Только исключительно зоркий наблюдатель заметил бы, что плотно переплетенные ветки тиса странно подрагивают.

— Нет, ты ответь, безголовая маринованная ты треска, — говорила поэтесса с неотразимой проникновенностью, указывающей на степень кипения благородной и чувствительной натуры, — хоть что-то ты способен сделать, не шлепнувшись в лужу? Всего-то тебя просили пройтись под окном и подобрать горсточку брильянтов, и вот я слышу…

— Но, Лиз! — жалобно пискнуло дерево.

— Все трудное я взяла на себя. А тебе оставалось только то, с чем двухлетний ребенок справился бы, встав на голову. А теперь…

— Но, Лиз! Говорю же тебе, я его не нашел. Был я там, но не нашел.

— Ах, не нашел! — Мисс Пиви нетерпеливо рыла мягкий дерн носком изящной туфельки. — Да тебе, олуху, не найти турецкий барабан в телефонной будке! Даже поискать толком не потрудился.

— Да потрудился я! Ну, честное слово!

— Ну, лежать оно там лежало. Я его бросила, как только погас свет.

— Значит, кто-то добрался туда раньше и подтибрил его.

— Кто?! Все были наверху в гостиной, как и я.

— А это точно?

— Точно? Да я… — Голос поэтессы замер. Она увидела в начале Тисовой аллеи две человеческие фигуры и прошипела: — Тсс! Замри, Эд! Сюда идут.