Положеніе русскихъ плѣнныхъ въ Германіи и отношеніе германцевъ къ населенію занятыхъ ими областей Царства Польскаго и Литвы - [30]

«Въ плѣнъ попалъ въ крѣпости Ново-Георгіевскъ, пѣшкомъ вели около 70 верстъ. Вещи, какія сохранились, тащили на себѣ, ѣсть не давали, кормились тѣмъ, что могли достать по пути у мѣстныхъ жителей. Вся партія состояла изъ 20.000 солдатъ и многихъ офицеровъ. Затѣмъ насъ посадили въ вагоны III класса, заперли и 5 сутокъ везли въ Штральзундъ. За все время ѣзды въ поѣздѣ намъ дали два раза поѣсть: въ Штетинѣ дали по 2 тоненькихъ бутерброда и по стакану какой-то бурды подъ видомъ кофе, и гдѣ-то въ другомъ мѣстѣ — супъ-воду безъ хлѣба. Въ Штральзундѣ насъ заперли въ карантинъ, всѣхъ было около 400 человѣкъ. Половина изъ насъ размѣстилась въ баракѣ на полу, на соломѣ, другая половина, за неимѣніемъ мѣста, подъ открытымъ небомъ. Здѣсь давали слѣдующее: утромъ бурда, именуемая кофе, въ обѣдъ — болтушка съ микроскопическими кусочками мяса и тоже кофе, ужина не было. Вмѣсто хлѣба выдали по 21 карточкѣ на недѣлю на человѣка, гдѣ было сказано, что на каждую карточку мы можемъ купить булочку вѣсомъ въ 100 граммъ. Булочки продавались въ имѣющейся лавочкѣ, стоили 5 пфениговъ штука, но ни одна изъ нихъ не вѣсила 100 граммъ. Гулять намъ разрѣшали въ маленькомъ дворѣ карантина, обнесенномъ высокой колючей изгородью. Дезинфекція, которой подвергли насъ, носила характеръ не то насмѣшки, не то издѣвательства, зато обыскъ былъ произведенъ основательный: всѣ деньги у насъ отобрали. Грязь въ карантинѣ была неимовѣрная. Онъ скорѣй походилъ на плохо содержащуюся конюшню, нежели на зданіе, гдѣ офицеры и врачи должны были подвергаться дезинфекціи. Тамъ было, насколько я помню, 6 ваннъ, причемъ воды въ этихъ ваннахъ не было. Туда наливалось ея не больше какъ на четверть, и вотъ въ этой водѣ мы должны были мыться. Въ такомъ же духѣ шла и остальная дезинфекція. Наконецъ, 31 сентября докторовъ: Кардо-Сысоева, Александрова, Варгана, Рубцова и меня отправили въ лагерь Ормсъ. Тамъ мы встрѣтили нѣмецкаго доктора Розенбаума. Это — грубый невѣжда. При первой же встрѣчѣ онъ сталъ смѣяться надъ нами, что не всѣ мы говоримъ по-нѣмецки. Онъ говорилъ, что интеллигентный человѣкъ долженъ владѣть минимумъ двумя языками. Про русскихъ врачей, вообще, онъ выражался такъ: «нигиль поссунтъ», «шпиль интеллигунъ». Позже мы узнали, что самъ-то онъ зналъ только одинъ нѣмецкій языкъ, а въ медицинѣ былъ полный неучъ. Онъ положительно не позволялъ намъ ничего дѣлать. Мы исполняли при немъ роль не то какихъ-то фельдшеровъ, не то даже санитаровъ. Шефъ лазарета, если не ошибаюсь докторъ Гранау, былъ просто убожество. Онъ мнилъ себя хирургомъ и выдѣлывалъ съ плѣнными невѣроятныя вещи: резецируя ребро, онъ никогда не трудился опредѣлить, гдѣ находится гной. При резекціи надкостницы не отдѣлялъ. Французскаго офицера, раненаго въ поясницу, онъ до тѣхъ поръ ковырялъ зондомъ, пока не хлынула кровь и больной не погибъ на столѣ же. Кромѣ этихъ двухъ достойныхъ представителей нѣмецкаго врачебнаго сословія, тамъ работало еще 3 врача, нѣмца. Они ровно ни чѣмъ не отличались отъ своихъ товарищей. Неоднократно доктору Кардо-Сысоеву приходилось спасать отъ смерти нашихъ плѣнныхъ, послѣ операцій, которыя продѣлывали эти 5 нѣмцевъ-врачей. Я не помню, по какому случаю нужно было сдѣлать перевязку плечевой артеріи, повторяю, что насъ, и въ томъ числѣ Кардо-Сысоева, къ работѣ не допускали. Нѣмцы долго ковырялись, но перевязать артеріи не могли и, въ концѣ концовъ, Кардо-Сысоевъ кончилъ операцію. Аневризму одной изъ артерій голени они приняли за опухоль, разрѣзали ее, хлынула кровь, и операцію опять кончалъ Кардо-Сысоевъ. Одного раненаго въ лопатку съ раздробленіемъ кости они лечили такъ, что больной умеръ у нихъ на столѣ. Одинъ изъ упомянутыхъ врачей схватилъ фолькмановскую ложку и настолько энергично сталъ чистить рану, что оттуда вылетали громадные куски костей и кровь забрызгала даже потолокъ. Вольной погибъ отъ кровотеченія. Изъ-за экономіи въ спиртѣ при стерилизаціи матеріала аутоклавъ доводился не выше какъ до 35—40°. Рожа свирѣпствовала. Въ баракахъ съ 50-ю больными пораженныхъ рожей было 35. Въ маѣ мѣсяцѣ привезли человѣкъ 100 русскихъ плѣнныхъ, пораненыхъ гдѣ-то на работахъ. Ихъ заперли въ отдѣльномъ блокѣ и никого туда не пускали. Намъ удалось узнать, что и плѣнные работали на французскомъ фронтѣ въ огневой полосѣ нашихъ союзниковъ и были переранены шрапнелью и гранатами французовъ и англичанъ. Въ октябрѣ мѣсяцѣ изъ нашего лагеря забрали человѣкъ 300 на работы въ крѣпость Мецъ. За все время нашей работы намъ разрѣшили только 3 раза выйти гулять, подъ конвоемъ нѣмецкихъ солдатъ съ ружьями, за проволоку. Все остальное время мы гуляли только въ предѣлахъ лазарета. Общеніе съ плѣнными въ лагерѣ было запрещено. Плѣнные голодали и подвергались всевозможнымъ истязаніямъ. Въ декабрѣ 1916 г. я былъ высланъ въ лагерь Раштадтъ, гдѣ и встрѣтился съ вами».

Докторъ Соковниковъ, Евгеній Васильевичъ, Пятигорскъ, Дворянская улица, 15, сообщилъ мнѣ слѣдующее:　

«Въ плѣнъ попалъ вмѣстѣ съ арміей Самсонова 17 октября 1914 года. Наша артиллерія продолжала еще обстрѣливать нѣмцевъ. Тогда они приказали намъ и бывшимъ здѣсь нашимъ солдатамъ, здоровымъ и раненымъ, лечь впереди и между нѣмецкими пушками, и продержали насъ подъ огнемъ нашей же шрапнели нѣсколько часовъ. Въ результатѣ многіе изъ нашихъ солдатъ были ранены. Когда прекратилась перестрѣлка, насъ погнали въ ближайшую деревню. Жители этой деревни грабили съ повозокъ имущество на глазахъ у нѣмецкихъ солдатъ, которые не препятствовали имъ въ этомъ. Дальше насъ погнали въ какой-то городокъ, гдѣ въ общемъ собралось около 100 врачей. Работать никому изъ насъ не позволяли, хотя весь этотъ городокъ былъ заваленъ какъ русскими, такъ и нѣмецкими ранеными. Отсюда насъ заставили пройти верстъ 38 пѣшкомъ до какой-то желѣзнодорожной станціи и, посадивъ въ вагоны III касса, повезли на Нейсе. Намъ не только не давали ѣсть, но за всю дорогу не давали даже глотка воды. Въ пути старикъ корпусный врачъ Жигачевъ два, раза былъ избитъ прикладами за то, что недостаточно быстро шелъ. Въ одномъ изъ вагоновъ въ нашемъ поѣздѣ въ отдѣльномъ купэ везли какого-то казака. Этотъ несчастный былъ раздѣтъ почти до нага и связанъ веревками. На каждой станціи нѣмцы отворяли купэ и приглашали жителей посмотрѣть на «звѣря». Въ Нейсе мнѣ сказали, что на основаніи Женевской конвенціи я буду отправленъ въ Россію. И дѣйствительно, изъ бывшихъ тамъ приблизительно 80 челов. врачей нѣмцы стали высылать куда-то небольшими группами, при чемъ говорили, что эти товарищи уѣзжаютъ въ Россію. Наконецъ, въ концѣ декабря меня съ 9-ю товарищами тоже повезли въ Россію, но вмѣсто Россіи меня высадили на какой то станціи, подвели къ какому-то забору, отворили ворота и втолкнули за заборъ. Я очутился въ лагерѣ Бранденбургѣ на Гавелѣ. Тамъ было болѣе 10.000 плѣнныхъ, и среди нихъ свирѣпствовалъ сыпной тифъ. Лазарета никакого не было. Мы спали въ баракѣ на полу вмѣстѣ съ больными. Товарищи, которыхъ мы тамъ нашли, разсказывали намъ, что, когда появились первые же случаи тифа, они немедленно заявили объ этомъ нѣмецкимъ врачамъ и требовали принять самыя серьезныя мѣры. Но нѣмцы смѣялись надъ ними. Они говорили, что русскимъ врачамъ, кажется, слѣдовало бы умѣть опознавать укусы блохъ и вшей. Сильно лихорадящихъ, т. е. съ температурой 39–40, они, за неимѣніемъ лагерной больницы, отправляли въ городскую больницу, а плѣнныхъ съ небольшой температурой — приказали нѣмецкимъ солдатамъ заставлять работать, и тѣ безпощадно избивали их. Когда эпидемія приняла грозные размѣры, нѣмцы струсили и послали заявленіе въ Берлинъ. Оттуда былъ командированъ проф. Іохманъ — эпидеміологъ. Онъ подробно изслѣдовалъ больныхъ, взялъ кровь, мочу, фекальныя массы и уѣхалъ въ Берлинъ. Черезъ нѣсколько дней онъ прислалъ діагнозъ: «паратифъ а». Но это не помѣшало ему, поставивъ діагнозъ паратифа, черезъ нѣсколько же дней самому умереть отъ настоящаго сыпняка. Переполохъ былъ ужасный. Лагерь былъ обнесенъ высокимъ заборомъ на большомъ разстояніи отъ изгороди изъ колючей проволоки. Всѣ нѣмцы были выведены изъ лагеря, за заборомъ разставлены густыя цѣпи часовыхъ. Мы были заперты, сообщеніе съ внѣшнимъ міромъ было прекращено, и намъ была предоставлена полная свобода умирать. Пищу и кое-какіе медикаменты передавали по качающемуся жолобу, писать письма было запрещено. Постепенно туда свезли 43 русскихъ врача, изъ которыхъ только 5 не болѣло. Всѣ остальные переболѣли сыпнымъ тифомъ, а 5 умерло. Изъ плѣнныхъ переболѣло 9.400 человѣкъ. Умерло болѣе 1.000. Передаваемыя лекарства почти всѣ были «эрзасы» (замѣстители). Ни одинъ нѣмецъ не подходилъ даже близко къ лагерю. Наконецъ, въ мартѣ мѣсяцѣ набрался храбрости и пріѣхалъ въ это царство смерти проф. Корнетъ. Когда онъ вошелъ въ лагерь, мы сразу думали, что это водолазъ. Онъ весь былъ покрытъ сплошнымъ резиновымъ мѣшкомъ съ двумя стеклами вмѣсто глазъ. Онъ пробылъ въ лагерѣ нѣсколько минутъ, но не ушелъ отъ своей судьбы и раздѣлилъ участь своего коллеги эпидеміолога. Только 2 іюня 1916 г. кончилась эта страшная эпидемія, начавшись въ ноябрѣ 1914 г. Солдаты были положительно голы. Они были безъ сапогъ, безъ шинелей и безъ бѣлья. Вшей была такая масса, что онѣ буквально сыпались съ потолка. Послѣ эпидеміи нѣмецкіе врачи придумали особый способъ дезинфекціи: они подвозили къ бараку паровикъ, пробуравливали въ стѣнкахъ дырку, вставляли туда кишку, и въ продолженіи нѣсколькихъ часовъ пускали паръ, несмотря на очевидную абсурдность, всего предпріятія, такъ какъ баракъ былъ великъ и весь въ громадныхъ щеляхъ. Вши послѣ такой паровой ванны еще съ большимъ ожесточеніемъ набрасывались на плѣнныхъ. Отсюда меня отправили въ Тильзитъ, гдѣ я содержался почти въ тюремномъ режимѣ. Я могъ гулять только по небольшому дворику, не болѣе 50 кв. саж. Тамъ былъ нѣмецъ хирургъ, если не ошибаюсь, по фамиліи Кенцеръ, онъ учился оперировать на нашихъ плѣнныхъ и люди послѣ его операцій умирали десятками. Въ Бранденбургѣ я самъ заболѣлъ тифомъ, оставившимъ тяжелыя осложненія сперва въ видѣ пареза лѣвой половины тѣла, а затѣмъ атрофіи лѣвой половины лица и лѣваго зрительнаго нерва, и меня, какъ инвалида, неспособнаго къ работѣ, 14 октября 1915 г. отправили въ лагерь Штральзундъ для отсылки въ Россію, и вотъ уже апрѣль мѣсяцъ 1917 г., а я все жду этой отправки».