Положение духовного сословия в церковной публицистике середины XIX века - [72]
Таким образом, в данной монографии как личность, так и мотивы литературной деятельности свящ. И. С. Белюстина представлены слишком односторонне, что способствует неправильному восприятию трудов публициста и чрезмерному доверию его мнению. По нашему убеждению, исследователю необходимо было принять во внимание и ознакомить читателя с отношением свящ. И. С. Белюстина к Русскому Православию, которое он не считал христианством, его мнением о сектантах и раскольниках, существование которых отец Иоанн признавал за благо для русского народа[759], и, несомненно, указать на истинную причину его запрета в священнослужении, которой стало оскорбление св. имп. Константина Великого, отрицание догм и роли Вселенских Соборов[760], искажение событий истории и непочтительное отношение к авторитету Церкви[761].
Недостаточно критичный подход или полное отсутствие необходимых действий при использовании церковно-общественной публицистики в качестве исторического источника чаще всего наблюдается в кратких научных статьях и сообщениях. Это происходит, по всей видимости, в связи с нежеланием исследователей предпринимать ряд достаточно трудоемких действий для выявления степени актуальности и непредвзятости публицистики как исторического источника.
Так, например, в статье «Сельское духовенство в эпоху “Великих реформ” XIX века в России» ее автор В. Слепнев в одном случае характеризует отношение белого духовенства к монашествующим и архиерейский деспотизм по отношению к священникам, основываясь исключительно на мнении Белюстина[762], а в другом, воспринимая мнение того же автора за истину, делает неутешительные выводы о силе действия церковной проповеди и миссионерства[763]. В другом случае, анализируя книгу «Опыт исследования о доходах и имуществах наших монастырей», автор статьи «“Складка” антиклерикализма…» И. В. Кравцов, очевидно сочувствуя взгляду Д. И. Ростиславова, излагает материал таким образом, что у читателя не возникает сомнений в истинности представленных исследователем монашеских богатств сведений и сюжетов. Кроме того, И. В. Кравцов характеризует Д. И. Ростиславова как глубоко и искренне верующего человека, критикующего церковные порядки не по причине личной обиды, а преследуя исключительно благие цели[764], что в контексте изучения церковно-общественной публицистики может стать предметом спора.
Найти и подвергнуть критике все опубликованные до настоящего время статьи и монографии, авторы которых использовали церковно-общественную публицистику как исторический источник, допуская ошибки или неточности, не входит в задачи данного исследования. В связи с этим мы ограничимся представленными выше публикациями в качестве примеров, указав, однако, на статью А. А. Тесля «Церковные вопросы 1860–1880-х годов и позиция славянофилов»[765] как на научный труд, в котором более обстоятельный подход к широко используемой автором церковно-общественной публицистике сделал бы его еще привлекательнее для специалистов.
В завершение данного раздела обратим внимание не только на некорректное использование церковно-общественной публицистики в научных трудах, но и на случай переиздания трудов Д. И. Ростиславова, современную редакцию которых предваряют вступительные статьи А. И. Цепкова[766]. Подход Цепкова к церковно-общественной публицистике как к историческому источнику не просто некорректен и некомпетентен, но и антинаучен. Очевидно, будучи противником любого рода религии, автор вступительных статей, отвергая необходимость критического анализа книг Д. И. Ростиславова, считает представленную в них информацию единственно реальной действительностью, не подлежащей сомнению[767]. На основании ничем не подтвержденных, а в ряде случаев и опровергнутых фактов Цепков критикует не только Русскую Церковь в XIX в., Церковь в XXI в., но даже саму религию как мировое явление. К сожалению, в данном случае мы сталкиваемся с пропагандистским подходом в ущерб исторической истине, методы которого недопустимы в научном исследовании вне зависимости от преследуемой цели.
