Половодье. Книга вторая - [35]

— А нам с комиссаром кабинетов не надо, — заявил Мефодьев. — Мы будем там, где бойцы.

Партизаны разместились на квартирах по всему селу. В редком доме не было постояльцев. Каждому взводу отвели дома, чтобы бойцы держались вместе и на случай боевой тревоги не допустить лишней суеты.

Романов взвод расквартировался под бором. Он выставлял караулы на Сорокинскую дорогу, что, извиваясь, уползала в густой сосняк. Иногда бойцы выезжали в разведку. Возвращались с самыми добрыми вестями. Карателей в селах не было, милиция пряталась, а мужики расспрашивали об армии — видно, собираются в партизаны.

К Роману пришел Касатик. Чтоб не мешать хозяйке мыть полы, они уселись под вербами на завалинке. Был теплый весенний день. Пробиваясь через молодую листву, зайчиками играло у ног солнце. Мирная тишина располагала к непринужденной беседе.

— Вот только закрою глаза и вижу председателя нашего судового комитета Ивана Егоровича Ломова, — почесывая шрам на груди, душевно говорил Касатик. — Только представляется он мне уже не старшим артиллеристом, а красным адмиралом. И войны нет, в России мир, и на каждой избе красное знамя. Собирает Иван Егорович всю братву и спрашивает, кто чем занимался, когда контру били. Доходит очередь до меня. Я козыряю и обрисовываю ему положение. По первости, мол, когда мы расстались в Кронштадте и я уехал, был грех. Путался с анархистами. Но извиняй, Иван Егорович, бросил анархию, когда к Петру Федоровичу Ухову, сибирскому шахтеру, попал. Все понял и из сочувствующих перешел в большевики. «А кто подтвердит?» — спросит Иван Егорович. Как кто? Роман Завгородний подтвердит. И прикажет адмирал привезти тебя в Кронштадт на эроплане.

Роман посмеивался. Чего только не войдет в голову матросу. А говорит-то как — веришь ему, словно и вправду повезут Романа в Кронштадт.

— Ну, ты, понятно, прибываешь. Здороваешься с Иваном Егоровичем об руку. Я, мол, товарищ красный адмирал, служил вместе с Касатиком и должен сказать, что Касатик…

— Брехун, — заключил Роман. — Так и скажу. Мол, за его языком не угонишься босиком.

— Нет, братишка, ты расскажешь ему все, как было. И похвалит меня Иван Егорович. Только одного не простит, как это мы в Воскресенке Игнашку Кучева потеряли. Ведь Игнашку вся Балтика знает. И за Никифора спросит с меня, хоть и не матрос Зацепа. А что я отвечу Ивану Егоровичу? Война, мол… Да!..

— Побьем белых — хорошая жизнь наступит, — задумчиво проговорил Роман. — Сила в народе великая. Да ежели он сам на себя работать будет, так ты понимаешь, Касатик, какою наша Сибирь станет! В каждом селе дворцы построим, всю землю распашем и засеем. И чтоб когда надо, тогда и дождик шел. Придумают люди, как тучи спускать на землю. Все придумают!

Вестовой Колька Делянкин выскочил из переулка на лохматом неоседланном коньке. Взглянув в его сторону, Роман вдруг вспомнил самый первый бой, в Покровском. Тогда Колька чуть не умер от страха, а теперь вон какой бравый. Задергал конька.

Колька заметил Романа, крикнул:

— Я за тобой. В штаб зовут, — и снова юркнул в переулок.

— Поговорить не дают, — Касатик встал, отряхнул брюки. — Что ж, пошли.

На площади, неподалеку от штаба, столпились подводы и люди. Вольно разливаются голоса, слышны смешки.

— Мотинские прибыли!

— Попа привезли!

Роман и Касатик подошли к подводам одновременно с Петрухой. Комиссара окружили. Плечистый мужик с тяжелой нижней челюстью и маленьким, вздернутым носом, не торопясь, слез с телеги и огляделся. Затем остановил взгляд на Петрухе.

— Ты старшой? — спросил он, щурясь и склонив голову набок.

— Он, — ответили за Петруху партизаны.

— Из Мотиной нас шестьдесят мужиков и восемнадцать подвод. Решили к вам пристать. Однако есть просьба, чтоб над всей Сибирью нашего главнокомандующего Силантия поставить. Он — мужик степенный и справедливый. А ежели не поставите, то мы уйдем и сами воевать будем, без вас.

Петруха ухмыльнулся:

— Этого, хлопцы, не обещаю. Главнокомандующего вся армия выбирает. Присмотримся к вашему Силантию и, коли подойдет, выберем. Но пока придется подчиняться нашему главнокомандующему и штабу. Ну как?

— Пока можно! Согласны!

— Потерпим. А насчет харча вольготно у вас?

— Скудно, — ответил Петруха.

— Это хуже, да уж обвыкнем как-нибудь. Обживемся.

— И еще спросить надо, — продолжал курносый. — Мы с собой попа прихватили. Настоящий враг крестьянства. В прошлом годе весь Совдеп милиции продал. Кому его сдать?

— Свидетели есть?

— Есть!

Роман не слышал, как решилась судьба попа. Он заспешил в штаб.

В кабинете начальника штаба — дым коромыслом. Курили все. Мусоля в углу рта цигарку, Мефодьев мерял комнату большими шагами. Увидел вошедшего Романа, кивнул на подоконник: садись. Повернулся и зашагал снова.

Антипов насупил брови над листом бумаги — что-то чертил. Рядом с ним склонил голову Ливкин, напряженно думал, наморщив лоб. По другую сторону от начальника штаба сидели двое незнакомых Роману мужчин. Очевидно, из тех, что пришли вместе с Антиповым.

— Ну, сколько? — бросил Мефодьев через плечо начальнику штаба.

— Двадцать. В двадцати селах созданы военно-революционные комитеты и сельские дружины. Считай, что в наших руках четыре волости, — спокойно ответил Антипов.