Половодье. Книга вторая - [23]

— Милости просим! — пригласил оторопевший хозяин. — Садитесь на кровать, табуретку отдал чинить.

— Ты, учитель, поначалу загаси лампу. А потом поведем разговор.

Когда свет погас, Костя подтащил к углу скрипучую деревянную кровать и сел. Отсюда ему видны были переулок, часть площади и почти весь школьный двор.

— Чем могу служить? — тревожно спросил Аристофан Матвеевич, стоя у стола.

— Слышал, будто ты стишки сочиняешь, песни.

— Стихи? — учитель натянуто улыбнулся. — То есть самого безобидного свойства. Больше лирическое, про природу, а также любовь.

— А про человека, про участь его несчастную можешь?

— Как вам сказать…

— Да ты не увиливай! — допытывался Костя.

— У меня есть. Называется «Царевна души моей». Это стих об отвергнутой любви.

— Не то! Царевне твоей давно крышка! — сердито бросил Костя. — Ты мне про революцию сочини, про меня и товарища Ленина. Можешь?

— Такого писать не приходилось.

— Составь песню, учитель! Я тебе, если хочешь, сапоги отдам.

За окном раздался легкий свист. Костя вздрогнул, почувствовав неладное. Выхватил наганы, прижался к стене. Свист повторился, и следом донесся со двора удаляющийся стук копыт. Видно, увели Рыжку.

— Дверь на крючок! — приказал Костя учителю.

Аристофан Матвеевич упал на колени и, втянув голову в плечи, с протяжным стоном пополз к двери. В это время снаружи хлопнул выстрел. Звякнуло стекло, и со стены посыпалась штукатурка. Учитель вскрикнул, обхватил голову руками.

— Лезь в подполье! — сурово пришикнул на него Костя.

— Под-по-лья нет!

— Ложись на пол, каналья!

Совсем рядом кто-то разливисто крикнул:

— Выходи, Воронов!

Костя узнал по голосу рябого объездчика Федора. Затем послышались другие голоса, нетерпеливые, злые. И, молнией осветив комнатку, грохнул залп.

— Выходи!

«Попался», — спокойно, почти с безразличием подумал Костя.

Домна не обманула его. В Покровском, действительно, не было милиции. Но уже второй месяц стерегла село самоохрана, созданная Качановым из объездчиков и крепких отчаянных мужиков. Действовала самоохрана тайно, о ней мало кто знал.

Еще на Борисовке Костю заметил лесничий Кошелев. Он выпивал у одного из приятелей, время от времени поглядывая на дорогу. Едва Костя проехал, Кошелев вскочил на коня и берегом озера кинулся собирать отряд…

— Воронов, последний раз предупреждаем!

Костя увидел мелькнувшую за окном мешковатую фигуру и выстрелил. В ответ раздался еще один залп. Пули градом осыпали стену.

Снаружи притихли: чего-то ожидали или советовались. Снова крикнул Федор:

— Золотарев, выходи!

«Решили бросить бомбу», — пронеслось в голове у Кости.

— Я… пойду… — заскулил возле двери учитель.

— Иди, контра проклятая!

— Не стреляйте, это я, Аристофан Матвеевич! — учитель щелкнул крючком и неуклюже пополз в сени.

А Костя сорвался с места, перемахнул через Аристофана Матвеевича и на крыльце дважды пальнул из наганов. Потом проворно нырнул под перила и, петляя, бросился в переулок. Беспорядочно захлопали выстрелы. Но Костя не слышал посвиста пуль. Он бежал, думая лишь о том, чтобы не споткнуться и как можно скорее добраться до бора.

У озера наперерез ему выскочил всадник. Костя увидел в руках у него винтовку и на бегу выстрелил. Под всадником упала и забилась лошадь.

Сзади слышались топот и крики. Только бы попасть в бор!

Костя перескочил чей-то забор на Гриве, пробежал по двору и смаху ткнулся в копну соломы. Все равно до бора теперь не успеть. Они на конях и наверняка опередят его. Будь что будет!

Несколькими взмахами сильных рук Костя разгреб солому, забрался в копну и стал ждать. Вот стукнули плахи забора и кто-то тяжело протопал мимо.

— Смотрите в пригонах! — запальчиво распорядился один из преследователей.

— Смотрим, Степан Перфильевич!

Лавочник. Ну тебе-то не дастся живым Костя Воронов. Уж если что, то одну пулю Поминову, другую себе. Так и поделимся.

Переговариваясь, долго ходили по двору и огороду люди. Побывали в избе. Наконец, Поминов сказал:

— В бор ушел, сукин сын! А ну-ка, копните штыком еще вон ту копешку!

У Кости напряглись все мускулы. Сейчас конец! Может, выскочить! Но врагов много. Не убежишь. Помирать хоть так, хоть иначе.

Кто-то засопел. Зашуршала солома. Прошел и ткнулся в землю штык. Еще и еще раз. И вдруг кольнуло в плечо — и Костя стиснул зубы. А потом резкой болью пронизало левую ногу. Только б не в живот и не в сердце! Косте надо жить. Он еще не отомстил белякам за отца.

— Нет тут никого.

— Ушел, сукин сын!

Шаги удалились и стихли. Тогда Костя зажал рукой рану в плече, из которой толчками била кровь. От подступившей вдруг слабости пересохли губы и Зашумело в ушах.

«Перевязаться бы сейчас», — подумал он.

Поздно ночью Костя вылез из копны и боком пополз к крыльцу. Он не знал, кто живет в этой избе, но кто бы ни жил, у Кости не было иного выхода. Его перевяжут и спрячут. Или… выдадут милиции. Как бы ни было, а он должен постучаться. Только бы доползти до двери!

Ответили скоро. Строгий женский голос сказал:

— Кто тут? Да нету у нас никого!

— Помогите! — еле слышно протянул Костя, впиваясь ногтями в крыльцо.

Дверь распахнулась, женщина всплеснула руками.

— Нюра! — позвала на помощь.

Аграфена и Нюрка втащили раненого в избу и положили на лавку. Зажгли лампу. Взглянула Нюрка на Костю и испуганно отшатнулась. Он весь был залит кровью. Она проступила на рубашке и штанах, то черными, то бледно-алыми пятнами.