Половодье. Книга первая - [10]
— Присаживайся, дядя. Ох, и печет! Дух захватывает. Сейчас бы водички испить ключевой.
— К дождю парит. Никак гроза случится. Дай-то бог, чтоб землю сбрызнуло, трава в рост кинется. Что Завгородние-то о покосе говорят?
— Нет им расчета поступаться.
— А энто, милок, не твое дело. Малой ишшо рассуждать. Малой.
— Вчера вечером Роману ихнему объездчики голову проломили.
— Ай-яй-яй! Проломили?
— Ага. Жалко парня.
— Теперь пиши: пропало. Не уйдут от Завгородних. Порешат подлецы объездчиков. Как есть, порешат.
— Знамо, так не оставят ни Яков, ни сам дядя Макар.
— Да ты не встревай в катавасию. Не встревай! — посоветовал Захар. — Ежели чего, с Завгородних и спрос будет. Ноне за убийство не милуют, отошли лихие времена.
Иван снял с головы рыжую от пыли фуражку с поломанным козырьком, помял ее в руках и отвел взгляд в сторону.
«Смирение напустил на себя, — подумал Захар. — Никак просить денег будет».
Терпеливо учил Захар племянника почитанию. Свои-то — свои, а поклониться лишний раз не худо. Не Ваньке чета — справные мужики картуз перед Захаром Федосеевичем ломают.
Туго давалась племяннику наука. Да дядя тож не дурак: по поклону и благодетельство оказывал. Сбил норов у Ваньки. Может, в душе и материт, а видимость показывает самую приятную. Ишь, как морду свернул на сторону! Будто пресвятая дева Иверская!
— Дядя!
— Чего? Забыл, как звать?
— Ты мне бы жалованье вперед выдал. Сапоги хочу хромовые купить.
— Ишь ты! Хромовые! Больше тебя живу и хромовых нету-ти. Ты бы лучше отцу с матерью какую копейку снес.
— Я не помимо отца. Спрос был, да и сам уж не парнишка, поди.
— Ладно, с Фомкой потолкую. Может, и выдам, — Захар вспомнил о записке, достал и подал ее Ивану. — Тут мне писульку мужик сосновский привез. Почитай-ка. Да не запачкай смотри.
Иван прочитал бумажку про себя и перевел удивленный взгляд на дядю.
— Чего уставился? — проговорил нетерпеливо Захар. — Читай.
— Плохо, дядя, дело твое. Какой-то крестьянский штаб деньги требует. Тыщу.
— Да ты что, с ума спятил?! — опешил Захар.
— Никак нет. При своих покаместь. И прочитать могу: «Штаб крестьян села Покровского постановил обложить контрибуцией Захара Боброва, каковой обязан помочь революции. Положить у Семисосенок, под сосной с двумя вершинами, до захода солнца сегодня же одну тысячу рублей. В случае неповиновения — смерть.»
— Что?..
— Смерть, дядя.
Захар раскатился безудержным визгливым хохотом. Из подслеповатых глаз брызнули крупные слезы, а лицо от натуги стало вдруг багровым. И в ту же минуту эхом откликнулись смешки помольщиков, которым тоже сделалось весело при виде хохочущего у амбара мельника.
Не удержался и Ванька: хихикнул. Только тут же опамятовался:
— Чего ржешь, дядя? Худо твое дело.
Мельник не унимался.
— Это у тебя нервенное, дядя. Так и свихнуться недолго. Кондрашка хватит!
— Дурак ты! — наконец, переведя дух, сказал мельник. — И они тоже — штабники крестьянские. Ишь, чего умыслили. Контрапуцию, тыщу им надо! Тыщу! А мне, может, того… пять тыщ требоваится. А? Десять. Нету-ти такого закону!
— Не иначе, как кустари. Они галчихинскому мельнику на прошлой неделе такую же бумагу отписали.
— Кустари! — Захар часто заморгал глазами. — И что мельник?
— Как — что? Положил.
— А не врешь? Не врешь?
— Нету расчета мне врать. Федор рябой, объездчик, сказывал, а ему мельник галчихинский дядей доводится.
— Могут убить?
— Могут.
Лицо у Захара Федосеевича вытянулось, как будто он только что выпил полынного отвара, и заметно побледнело.
— На заходе, значит… На заходе…. Так-так… Ах, варнаки! Иродово семя! Что ж делать? А?.. Ты поглядывай тут, поглядывай, — Захар опрометью бросился в село, проворно работая острыми локтями.
— Раскошеливайся, дядя! — крикнул Иван вдогонку.
Захар остановился, плюнул и, обернувшись, погрозил племяннику кулаком, похожим на туго затянутый веревочный узел.
Потом бросился вперед еще проворнее.
Лавочник Степан Перфильевич, большеголовый с глазами на выкате и чрезвычайно сутулый мужчина лет пятидесяти, встретил Захара у калитки своего дома, к которому примыкали лавки и склады. Заметив на лице мельника тревогу, он, ни слова не говоря, провел его во двор, сплошь заваленный ящиками, бочками, картонками.
— За советом к тебе, Перфильич, за советом, — скороговоркой выпалил Захар, садясь на крыльцо. — Смертушка моя.
— Успокойся, Захар Федосеевич. Надеюсь, не горит.
— Ой, хуже! Хуже, лешак его побери!..
— Умер кто?
— Деньги варнаки требуют. Деньги! Грабют, иродово семя, — и протянул лавочнику бумагу.
— Занятная история, — задумчиво сказал Степан Перфильевич, прочитав записку. — Ты никому не показывал?
— Никому… Вот только Иван, племяш, прочитал. Это все кустари пишут. Они, бродяги подзаборные.
— О записке молчок. И племяннику накажи, чтоб не проболтался. А лучше ушли его куда-нибудь подальше. Скажем, в Галчиху. — В голове лавочника созревал какой-то план. — Зайдем-ка в дом. Придумаем что-нибудь…
Несмотря на уверенность, с которой были сказаны эти слова, Захар не успокоился. Он видел наведенное в упор дуло винтовки и мелко дрожал.
Кромка Касмалинского бора идет сплошной стеной. Как будто кто-то провел прямую черту, определив, где быть лесу, где степи. И лишь в одном месте вышагнули из общего строя семь кудрявых, веселых сосен. Старшая из них — с двумя острыми, как пики, вершинами — встала у самой дороги. Видно, для того, чтобы подслушивать тайные разговоры проезжающих, а потом нашептывать их своей родне. Впрочем, не беда, что сосны узнают о людских делах. Они умеют и молчать.
В суровом борении с природой, в напряженном труде родился волевой и мужественный характер, которому по плечу большие свершения. Сегодняшние сибиряки унаследовали его от смелых первопроходцев, поселившихся здесь в XVII веке и утверждавших в Сибири могущество государства Российского. Сибирская вольница уже тогда вела непримиримые классовые бои с хищниками-воеводами. Эти битвы завершились в конце столетия знаменитым Красноярским бунтом. В своей социальной борьбе русские казаки шли рука об руку с простыми инородцами — исконными жителями Приенисейского края.Об истоках сибирского характера, о возникновении дружбы между служилыми людьми и аборигенами Сибири рассказывается в романе «Дикая кровь» Анатолия Чмыхало.
Действие романа происходит на юге енисейской Сибири после гражданской войны. В центре внимания писателя трагическая судьба вольнолюбивого казака, вступившего в конфликт с советской властью. Насильно вырванный из родного гнезда, потерявший все, что ему было дорого, загнанный в тупик, Иван Соловьев не находит иного выхода, как уйти в тайгу и создать отряд из таких же, как сам, бедняков.Достоверное изображение событий, острое, динамичное развитие сюжета, таинственность, которой окутана любовная интрига, сочность языка — все это составляет отличительные черты творческой манеры автора.Издание романа приуроченно к 70-летию известного писателя.
В 1932 году в хакасской тайге объявляется банда «князя» Турки Кобелькова. Все попытки перехватить банду заканчиваются ничем: при малейшей угрозе бандиты бесследно исчезают, растворяясь в лесах. В областное управление ГПУ неожиданно приходит загадочное сообщение: помощник атамана Турки по прозвищу «Леший» пытается установить контакт с чекистами. Кто же он, «Леший»? Раскаявшийся бандит или чекист, каким-то образом попавший в банду?По мотивам повести был снят фильм «Не ставьте Лешему капканы», ставший одним из лидеров советского кинопроката в 1981 году.
Писатель, так или иначе, присутствует в своем произведении - его понимание жизни, убеждения, идеи, симпатии поступают в самой повествовательной ткани. Но с особенной открытостью они звучат в произведении автобиографического плана. Для Анатолия Чмыхало это "Три весны" - роман о его поколении, о его юности, о войне, через которую она прошла, о послевоенном вступлении в жизнь. Три весны - три жизненных этапа: 1941 - когда все еще было впереди, 1943 - когда наступила пора зрелости, 1945 - когда заново начиналась жизнь.
Этот роман повествует о любовной трагедии, главными действующими лицами которой становятся «звезда» петербургского полусвета кокотка Анжель Вацлавская, ее дочь Ирен и князь Облонский. Молодая невинная девушка, Ирен, случайно встречает князя и влюбляется в него. Он узнав, что Ирен дочь Анжель, которая в свое время отвергла его, решает отомстить. Облонский крадет девушку, обманом венчает ее с другим человеком и увозит за границу. Преступная страсть и жажда мести, под гнетом которых находится князь, сделала черное дело…
Иван Фёдорович Наживин (1874—1940) — один из интереснейших писателей нашего века. Начав с «толстовства», на собственном опыте испытал «свободу, равенство и братство», вкусил плодов той бури, в подготовке которой принимал участие, видел «правду» белых и красных, в эмиграции создал целый ряд исторических романов, пытаясь осмыслить истоки увиденного им воочию. В данный сборник вошли цикл рассказов «Пред рассветом», 1902 г. и повесть «Распутин» 1925 г.
В шестой том сочинений А Аверченко вошли два его знаменитых сборника рассказов о детях: «О маленьких — для больших», «Шалуны и ротозеи», а также несколько других, известных сборников. Впервые спустя столетие публикуются «Свинцовые сухари» и еще три выпуска «Дешёвой юмористической библиотеки “Нового Сатирикона”.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Алексей Николаевич Будищев (1867–1916) — русский писатель, поэт, драматург, публицист.
Илья Григорьевич Эренбург (1891–1967) — один из популярнейших русских писателей XX века, фигура чрезвычайно сложная и многогранная. Известный в свое время поэт, талантливый переводчик, тонкий эссеист, мемуарист, самый знаменитый публицист 30–40 годов, он был в первую очередь незаурядным прозаиком, автором многих бестселлеров. Пройдя испытание временем, его первая книга «Необычайные похождения Хулио Хуренито» и последовавший за ней роман «Жизнь и гибель Николая Курбова» до сих пор звучат свежо и своеобычно.