Половина желтого солнца - [29]

Ричарда удивил ее низкий, хриплый смех. Еще больше его удивило, как по-хозяйски держался Маду – развалился на диване, без спроса сменил кассету в магнитофоне, шутил со слугами. Ричард чувствовал себя не у дел. Почему Кайнене не предупредила, что майор Маду останется ужинать? Почему она пьет не джин с тоником, как Ричард, а разбавленный виски, как майор Маду? Почему майор Маду засыпает его вопросами, будто он здесь хозяин, а Ричард – гость, которого надо развлекать? «Как вам нравится Нигерия? Очень вкусный рис, правда? Как ваша книга? Как вам Нсукка?»

Ричарду были противны и вопросы, и безупречные манеры гостя за столом.

– Я учился в Сэндхерсте[42], – рассказывал майор Маду, – и больше всего ненавидел тамошний холод. Тем более что по утрам нас гоняли по морозу в одних шортах и рубашках.

– Представляю себе, – кивнул Ричард.

– Не то слово. Каждому свое. И вас, не сомневаюсь, скоро замучает ностальгия, – сказал майор Маду.

– Вряд ли.

– Вы в курсе, что Британия ограничила въезд из Содружества? Хотят, чтобы все сидели дома. Самое смешное, что они к нам могут приезжать сколько угодно. – Пережевывая рис, майор Маду вертел в руках бутылку, словно перепутал минеральную воду с вином и интересовался выдержкой. – Как только я вернулся из Англии, меня отправили в Конго с Четвертым батальоном ООН. Командование у нас было хуже некуда, но все равно я не променял бы Конго на более-менее безопасную Англию. В Конго хотя бы тепло. – Майор Маду помолчал. – Мы были под началом полковника-британца. – Он мельком взглянул на Ричарда и продолжал жевать.

Ричард кипел от гнева; пальцы не слушались, он боялся выронить вилку.

Сразу после ужина, когда они сидели на веранде при луне и слушали хайлайф, раздался звонок в дверь.

– Должно быть, Удоди. Я его просил за мной зайти, – сказал майор Маду.

Ричард прихлопнул назойливого москита над ухом. Как видно, дом Кайнене служил местом встреч майора с друзьями.

Удоди оказался невзрачным человечком, без тени искушенного обаяния и легкой надменности майора Маду. Он явно был пьян, сильно пьян, судя по тому, как он долго тряс Ричарду руку.

– Вы деловой партнер Кайнене? Торгуете нефтью? – спросил Удоди.

– Я вас не представила! – спохватилась Кайнене. – Ричард, это майор Удоди Экечи, друг Маду. Удоди, это Ричард Черчилль.

– Ага. – Глаза майора Удоди сузились. Он плеснул в бокал виски, осушил залпом и что-то сказал на игбо.

Кайнене ответила по-английски, холодно, с расстановкой:

– Не твое дело, Удоди, кого я выбираю в любовники.

Ричард открыл рот, чтобы отчитать наглеца, но не издал ни звука. На него накатила слабость, как от горя или болезни. Музыка смолкла, слышался лишь рокот далеких волн.

– Ой, прости. Согласен, не мое дело. – Майор Удоди с хохотом вновь потянулся к бутылке.

– Ну-ну, полегче, – остановил его майор Маду. – Похоже, ты с утра начал.

Майор Удоди налил себе еще бокал и обратился к Кайнене:

– Вот что я тебе скажу: с белыми путаются женщины определенного сорта – из бедных семей и с фигурой, что по вкусу белым. – Помолчав, он передразнил английский акцент: – «Чертовски аппетитные попки!» – и загоготал. – Белые лапают женщин по темным углам, а жениться – ни-ни. Где это видано? Они и на люди-то с ними не выходят! Но женщины все равно позорятся, цепляются за них, а взамен получают лишь жалкие подачки да дрянной чай в красивых банках. Это рабство на новый лад, говорю тебе, рабство. А ты дочь Большого Человека, что ты с ним связалась?

Майор Маду встал:

– Прости, Кайнене, наш приятель не в себе. – Он поднял майора Удоди со стула и что-то быстро сказал ему на игбо.

Майор Удоди снова рассмеялся:

– Ладно, ладно, только виски прихвачу. Бутылка все равно почти пустая. Я заберу, нет возражений?

Кайнене промолчала, и майор Удоди сцапал со стола бутылку. Когда он и Маду ушли, Ричард подсел к ней и взял за руку. Он чувствовал себя полным ничтожеством. Возможно, поэтому майор Маду извинился перед одной Кайнене, забыв про него.

– Он вел себя мерзко. Мне жаль, что так вышло, Кайнене.

– Пьян в дым. Маду наверняка сгорает со стыда. – Кайнене указала на папку на столе: – Я только что получила контракт на поставку ботинок батальону в Кадуне.

– Отлично. – Допивая джин, Ричард смотрел, как Кайнене перебирает документы.

– Посредник – игбо, и он, по словам Маду, рад был заключить договор с соплеменницей. Так что мне повезло. И просит всего-то пять процентов.

– Взятку?!

– Святая невинность.

Ричарда злила и насмешка в голосе Кайнене, и то, что она не винила майора Маду за пьяную выходку приятеля. Ричард поднялся и стал мерить шагами веранду. Вокруг лампы дневного света гудела мошкара.

– Так вы, значит, с Маду давнишние знакомые? – Ричарду было неприятно называть майора по имени, что предполагало сердечность, которой он в себе не находил. Но выбора не было. Называть его майором – много чести.

Кайнене внимательно взглянула на него.

– Сколько себя помню. Наши семьи очень дружат. Однажды, давным-давно, мы приехали в Умунначи на Рождество и Маду подарил мне черепаху – самый странный и самый чудесный подарок за всю мою жизнь. Оланна возмутилась – нельзя, мол, держать бедняжку в неволе, – но они с Маду всегда друг друга недолюбливали. Черепаху я посадила в таз, и она, конечно, долго не прожила. – Кайнене вновь углубилась в бумаги.