Половина желтого солнца - [10]

– Вы кого-то встречаете? – на игбо спросила у него Оланна.

– Да. Мой брат. Прилетает из-за границы, он учился там четыре года. – Говор выдавал уроженца Оверри и деревенского жителя.

– Вот как. – Оланна хотела спросить, из какой страны прилетает его брат и на кого учился, но раздумала. Мужчина мог и не знать.

К Оланне обратилась бабушка:

– Он первым из нашей деревни уехал за границу, и односельчане приготовили для него танец. Танцоры будут встречать нас в Икедуру. – Она гордо улыбнулась, обнажив коричневые зубы. Ее акцент был еще сильнее, чем у сына, Оланна с трудом ее понимала. – Соседки мне завидуют, но разве я виновата, что у их сыновей пустые головы, а мой сын заслужил стипендию у белых?

Объявили о прибытии еще одного самолета, и отец закричал:

– Chere![18] Это он? Он!

Дети вскочили, отец велел им сесть, а сам поднялся. Бабушка прижала сумочку к груди. Оланна смотрела, как садится самолет. Он коснулся земли, а когда заскользил по полосе, бабушка с криком выронила сумочку.

Оланна и сама испугалась:

– Что такое? Что случилось?

– Куда он едет? – Бабушка схватилась за голову. – Chi m! Боже мой! Горе мне! Куда везут моего сына? Неужто обманули?

– Не волнуйтесь, он остановится. Он так всегда приземляется. – Оланна подняла с пола сумочку и взяла мозолистую бабушкину руку в свою. – Он остановится, – повторила она.

Оланна держала бабушку за руку, пока самолет не остановился. Буркнув что-то о глупцах, которые не умеют строить самолеты, старушка высвободила руку, и семейство устремилось к выходу для встречающих. Идя на посадку, Оланна то и дело оглядывалась, надеясь хоть одним глазком посмотреть на сына, прилетевшего из-за границы, но так его и не увидела.

Полет был тряским. Сосед Оланны громко хрустел горьким орехом кола и все пытался завести с ней разговор, а Оланна отодвигалась дальше и дальше, пока не оказалась прижатой к стенке.

– Я просто хотел сказать, что вы очень красивая, – объяснил сосед.

Оланна с улыбкой поблагодарила и уткнулась в газету. Расскажи она Оденигбо о попутчике, он посмеялся бы, как смеется обычно над ее воздыхателями, со своей всегдашней непоколебимой уверенностью. Именно эта уверенность и покорила ее два года назад в Ибадане, в дождливый июньский полдень, скорее напоминавший синие сумерки. Оланна приехала из Англии на каникулы. У нее был серьезный роман с Мухаммедом. Вначале она не обратила внимания на Оденигбо, стоявшего впереди нее в очереди за билетами в университетский театр. Могла бы и вовсе его не заметить, если бы не билетер, знаком подозвавший седовласого белого, стоявшего за ней. «Позвольте вам помочь, сэр», – выговорил билетер с нелепым «белым» акцентом, излюбленным невеждами.

Оланна была раздосадована, но не слишком – все равно очередь двигалась быстро. Она никак не ожидала столь яростного отпора от человека в коричневом костюме и с книгой в руках – Оденигбо. Он шагнул вперед, вернул белого в очередь и обрушился на билетера:

– Жалкий неуч! Чем белый лучше ваших земляков? Вы должны извиниться перед всей очередью! Сейчас же!

Оланна изучала взглядом его крепкую коренастую фигуру, дуги бровей за стеклами очков, а про себя уже прикидывала, как расстаться с Мухаммедом, причинив ему по возможности меньше боли. Вероятно, она ощутила бы самобытность Оденигбо, даже если б он и не подал голоса; все было ясно уже по прическе, по ореолу непослушных волос. Однако выглядел он ухоженным – явно не из тех, кто подкрепляет радикализм неряшливостью. Когда он проходил мимо, она сказала с улыбкой: «Вы молодчина!» Впервые в жизни она так расхрабрилась, потребовала внимания от мужчины. Он остановился, представился: «Меня зовут Оденигбо». «А я – Оланна».

Много позже она сказала, что в тот миг ощутила искру между ними, а он признался, что нахлынувшее желание было сильным как боль.

Испытав на себе силу его страсти, Оланна была потрясена. Она не подозревала, что мужские ласки способны доводить до беспамятства, поднимать туда, где ни о чем не думаешь, ничего не помнишь, только чувствуешь. За два года острота ощущений не притупилась, как не ослаб и восторг Оланны перед его чудачествами и твердыми убеждениями. Правда, Оланна опасалась, что причина только в их встречах урывками – они виделись на каникулах, а все остальное время переписывались, перезванивались. А теперь, когда она вернулась в Нигерию и им предстояло жить вместе, его уверенность и отсутствие даже тени страха перед будущим и ставили Оланну в тупик.

Оланна посмотрела на облака за окном, похожие на клубы дыма, и ей подумалось, насколько все же хрупки люди.

Оланне не хотелось ужинать с родителями, тем более что они пригласили господина Оконджи, но мать зашла к ней в комнату и стала упрашивать: ну пожалуйста, ведь не каждый день мы принимаем министра финансов, а сегодняшний ужин особенный – из-за строительного подряда, которого добивался отец.

– Biko[19], оденься красиво. Кайнене тоже принарядится, – добавила мать, словно упоминание о сестре-двойняшке к чему-то обязывало.

Теперь, сидя за столом, Оланна расправила салфетку на коленях и улыбнулась слуге, который поставил перед ней тарелку с разрезанным пополам авокадо. Он был в туго накрахмаленной белой форме – брюки как из картона.