Половецкое поле - [18]
— Бить их надо! — негромко сказал кто-то спокойным басом.
— Как раз теперь время, — живо отозвался на это Петряй.
— В самый раз! Свадьба у них. Ляхи перепились на радостях, — опять сказал бас.
— Пирожки!.. Пирожки горячие! — внезапно закричал Петряй.
Мимо проходили трое подвыпивших польских улан, спесиво приподняв плечи и с вызовом поглядывая на «москву».
Толпа вокруг пирожника растаяла. Остался лишь Терентий Смагин, угрюмый и злой. Тут только Петряй заметил боярина Клешнина, стоявшего совсем близко. От страха у пирожника похолодело в груди.
По Москве ходили слухи, что этот боярин и есть убийца царевича Дмитрия, истинного сына грозного царя. Все могло быть! Недаром же Клешнин теперь в большой милости у самозванца — расстриги и нехристя…
Однако Клешнин, подойдя к посадским, дружелюбно поздоровался и пожелал доброго дня, чем очень удивил обоих.
— Денек, слава богу, знатный, — не особенно радушно ответил пирожник, поворачиваясь спиной к боярину. Подняв кверху лицо, он с насмешливой улыбкой уставился в полдневное майское небо, высокое и чистое.
— Слыхивал я тут, Смагин, что у тебя поляки домишко отняли, — обратился Клешнин к краснорядцу участливо.
— Тебе что за кручина в том, боярин знатный? — буркнул Смагин.
Клешнин крякнул. Его колючие глаза сердито сузились. Но видимо, ему невыгодна была теперь ссора с этими людьми. И поэтому он, как бы от удовольствия, громко ударив себя ладонями по полам кафтана, воскликнул:
— Ну и ершистые вы, молодцы! Любо видеть таких на Москве! — И потом, ухватив Петряя за рукав, грубо повернул его лицом к себе, подтолкнул вплотную к Смагину и, наклонясь к обоим, сказал: — Слышал я ваши речи тут… Ох, крамольные речи! Да я не потяну вас в приказ. Сам тако же мыслю… — И, просунув свою неряшливую бороденку между лицами посадских, стал им что-то нашептывать в уши.
Смагин брезгливо морщился от дурного запаха, идущего изо рта боярина, но слушал внимательно. Наконец он решительно сказал:
— Я приду.
— Глядите, неведомо с кем не калякайте про это допрежь времени, — наставительно молвил Клешнин. — Да не суньтесь в другие ворота на ночь глядя. Рядом живет знатный шляхтич. — И он поспешно пошел прочь, воровато оглядываясь.
— Черта с два я к тебе приду! — негромко кинул Пет7 ряй ему вслед.
Краснорядец помолчал недолго, хмуро оглядывая пирожника, потом сплюнул и сердито заговорил:
— А я пойду. В другое время я бы сам вынул потроха из этого борова, а теперь — пойду с ним… Все равно с кем, только бы согнать с родимой земли проклятых шляхтичей. Тошно мне, Петряй!
— Эх, милай, кому теперь не тошно? Да пожди малость, все перемелется — мука будет, пирогов напечем!
Петряй снял с лукошка просаленную тряпицу, выбрал с исподу потеплее пирог и, подавая его Смагину, сказал бойко:
— Съешь, Тереха. Жизнь плоха — до первого пирога!
Смагин улыбнулся, беря пирог.
— Веселый ты, Петряй!
— А иначе нельзя. Без веселья жизнь — как тесто без дрожжей!
Он поправил лукошко и опять громко, со злым увлечением закричал:
Вдруг Петряй почувствовал, что Смагин дергает его предостерегающе за рукав. Он умолк и оглянулся. Из-за ближайшего ларя выбежала кучка вооруженных рейтар. Их начальник, высокий и тощий, с ногами, изогнутыми наподобие ухвата, бежал впереди, часто спотыкаясь, и орал пьяно и злобно:
— Цо то есть, пся крев? Не можно так мувить!
Петряй поспешил втереться в толпу.
Поляки остановились перед Смагиным.
— Который тут непотребно лаял, чей будет человек? — закричал обозленный начальник.
— Богов, стало быть, коли бог унес его, — не сразу ответил Смагин, яростными глазами меряя поляка.
— П-пане Будзило, д-дай по мор-рде этой скотине! — посоветовал начальнику щупленький полячок, по-видимому тоже подвыпивший.
Терентий не спеша переложил наполовину съеденный пирог из правой руки в левую. В воздухе закачался кулачище, своей величиной напомнивший пану Будзиле ядро от пушки.
— Я уступаю тебе, пане Тышкевич, честь проучить этого хама, — после некоторого молчания важно произнес пан Будзило, отступив от Смагина на почтительное расстояние. Но пан Тышкевич почел более разумным отказаться от такой чести. Он удовлетворился только визгливым выкриком:
— Хам! Быдло московское!
Затем он высокомерно вскинул голову, повернулся и зашагал прочь. За ним побрел, пошатываясь, начальник, а потом и прочие рейтары. Поляки остановились у ларя Родиона Пахомова.
— Пороху, сто зарядов на солдата! — властно приказал пан Будзило.
— Нету, — коротко ответил оружейник, сталкивая локтем мешок с прилавка.
— Брешешь, продавай порох! — закричали разом несколько поляков.
— Нету пороха, али не уразумели еще русского языка! — закричал Родион, бледнея.
Начальник махнул рукой на солдат, требуя молчания и, уже смягчившись, обратился к русскому:
— Послухай, мбсква, ты должен уважать шляхетство и продавать мне порох, сколько моя душа бажае.
— За что уважать вас?
Поляк помолчал, уставившись в лицо оружейника пьяными глазами. Потом сказал:
— Мы вам царя дали!
Василий Кириллович Камянский родился в 1912 г. в станице Екатериновская, Краснодарского края. Образование получил высшее — окончил исторический факультет педагогического института. Служил в рядах Советской Армии с декабря 1936 г. по февраль 1946 г. Участвовал в Великой Отечественной войне с самого начала ее и до конца, занимая должности — ст. адъютанта отдельного саперного батальона, помощника начальника, а затем начальника оперативного отделения штаба стрелковой дивизии. Награжден орденами — Красного Знамени, Отечественной войны 1-й степени, Красной Звезды и пятью медалями.Член КПСС с 1940 г.Газетные очерки, статьи, рецензии начал печатать в периодической печати с 1946 г.
Лили – мать, дочь и жена. А еще немного писательница. Вернее, она хотела ею стать, пока у нее не появились дети. Лили переживает личностный кризис и пытается понять, кем ей хочется быть на самом деле. Вивиан – идеальная жена для мужа-политика, посвятившая себя его карьере. Но однажды он требует от нее услугу… слишком унизительную, чтобы согласиться. Вивиан готова бежать из родного дома. Это изменит ее жизнь. Ветхозаветная Есфирь – сильная женщина, что переломила ход библейской истории. Но что о ней могла бы рассказать царица Вашти, ее главная соперница, нареченная в истории «нечестивой царицей»? «Утерянная книга В.» – захватывающий роман Анны Соломон, в котором судьбы людей из разных исторических эпох пересекаются удивительным образом, показывая, как изменилась за тысячу лет жизнь женщины.«Увлекательная история о мечтах, дисбалансе сил и стремлении к самоопределению».
Книга состоит из коротких рассказов, которые перенесут юного читателя в начало XX века. Она посвящена событиям Русско-японской войны. Рассказы адресованы детям среднего и старшего школьного возраста, но будут интересны и взрослым.
История борьбы, мечты, любви и семьи одной женщины на фоне жесткой классовой вражды и трагедии двух Мировых войн… Казалось, что размеренная жизнь обитателей Истерли Холла будет идти своим чередом на протяжении долгих лет. Внутренние механизмы дома работали как часы, пока не вмешалась война. Кухарка Эви Форбс проводит дни в ожидании писем с Западного фронта, где сражаются ее жених и ее брат. Усадьбу превратили в военный госпиталь, и несмотря на скудость средств и перебои с поставкой продуктов, девушка исполнена решимости предоставить уход и пропитание всем нуждающимся.
«Махабхарата» без богов, без демонов, без чудес. «Махабхарата», представленная с точки зрения Кауравов. Все действующие лица — обычные люди, со своими достоинствами и недостатками, страстями и амбициями. Всегда ли заветы древних писаний верны? Можно ли оправдать любой поступок судьбой, предназначением или вмешательством богов? Что важнее — долг, дружба, любовь, власть или богатство? Кто даст ответы на извечные вопросы — боги или люди? Предлагаю к ознакомлению мой любительский перевод первой части книги «Аджайя» индийского писателя Ананда Нилакантана.
Рассказ о жизни великого композитора Людвига ван Бетховена. Трагическая судьба композитора воссоздана начиная с его детства. Напряженное повествование развертывается на фоне исторических событий того времени.
Пятьсот лет назад тверской купец Афанасий Никитин — первым русским путешественником — попал за три моря, в далекую Индию. Около четырех лет пробыл он там и о том, что видел и узнал, оставил записки. По ним и написана эта повесть.