Полосатые чудаки - [25]
Ребята испуганно попятились в кусты.
— Ребятки, что вы трусите? Это тот самый Пантелеймон Пантелеймонович, с которым вы ночевали. Смирный он, добрый… Ну, здравствуй, Пантелеймоша!
Медведь вытянул шею, проворчал приветливо: «У-а-а!»
Нюрка смело подошла совсем близко к медведю и погладила его по шее. Он лизнул ей руку.
Ого! Нюрка задается!
И Веня хвастливо сказал:
— Он меня лизал, лизал, когда мы с ним ночевали, все лицо вылизал, а я говорю, да не лезь ты… — И запнулся под холодным взглядом Гриши.
— Ну, давайте еще попытаемся, ребятки, — сказал Кирюша. — Пантелеймон Пантелеймонович поможет нам.
— Медведь — циркач? — спросил Яша.
— Зачем же циркач, — ответил Кирюша. — Он мой старый приятель. Мы с ним, считай, годков пятьдесят в дружбе.
Кирюша показал медведю, что он должен делать: подсунул руки под камень и покряхтел, делая вид, будто бы поднимает его.
Пантелеймон понятливо скопировал движения Кирюши.
— Раз-два — взяли! — скомандовал дед.
Медведь взревел от усилия, все остальные навалились, нажали на жерди. Бородатый Молчун поднялся и со вздохом сел на прежнее место.
Потом они расчистили лопатами русло Веселого Музыканта и поправили бережки. Пантелеймон Пантелеймонович сидел в сторонке, зевая и почесываясь.
— Оживет Веселый Музыкант, как ты думаешь, дедушка? — спросила Нюрка.
— Оживет обязательно, ты не беспокойся, Аннушка. Видишь, земля, где сел Бородатый Молчун, еще сырая. Значит, не ушел далеко Веселый Музыкант. Вернется.
Солнце катилось за далекие горы, прохладные густые тени от деревьев падали на изумрудную зелень Травяного Князя. Все постояли молча, охваченные раздумьями, вдыхая ни с чем не сравнимый аромат удивительного растения.
— Чудесно пахнет родная земля, — тихо проговорил Сергей Ильич.
Нюрка прильнула к нему.
Гриша, прижимавший к груди несколько стеблей Травяного Князя с корнями, чему-то улыбался.
Яша и Веня не отрывали взгляда от загадочных знаков на Бородатом Молчуне.
— Пора домой, — сказал Кирюша, — ночь близко.
Они пошли, часто оглядываясь. Пантелеймон Пантелеймонович остался на месте. Он сидел, развалясь у дерева, и, высунув язык от наслаждения, обеими лапами чесал живот. Бурая шерсть летела клочьями — Пантелеймонович линял.
