Полоса прибоя - [40]

– Документов я не видел, но прокурор города сказал, что это распоряжение мэра…

В кабинете повисла пауза. Она была выгодна всем, кроме главы города. Только он не знал, что говорить дальше… Его спас телефонный звонок. То, что случилось, было подарком для мэра. Говорил он долго, но, положив трубку, Палий опять почувствовал себя хозяином в своем кабинете.

– Так! Доигрались! Сбежал ваш Зуйко. Как тот американский фокусник. Фамилию не помню, но его Гариком звали… Точно так – наручники оставил на скамейке и испарился.

– А скамейка где была?

– Скамейка в клетке, а клетка в автобусе, в автозаке… Подозреваемого загрузили туда в следственном изоляторе, а приехали в прокуратуру – его и нет! Точно, как тот Гарик… Вы, господин Чуб, подключитесь к следствию. Мы вам людей добавим, технику, машины и все такое. Только вы с вашей интуицией сможете распутать это дело… Я правильно говорю, Евгений Борисович?

– Правильно… Только прошу вас, дорогой мэр, отойдите от телефона, не гипнотизируйте его взглядом. Вы будто ждете очередного звонка с плохой новостью. Нам только третьего убийства не хватает… Не накликайте беду!

Кулябко тихо посмеялся над своей черной шуткой, а Палий воспринял замечание более чем серьезно. Он отскочил от письменного стола, но оторвать взгляд от столика с телефонами было сложнее. Федор Федорович сделал над собой усилие и отвернулся. Все притихли, как будто ждали чего-то… И дождались! Трель телефонного звонка была такой громкой, что трое мужиков вздрогнули.

Мэр подкрался к трубке, осторожно приподнял ее и начал разговор. Он слушал, вставляя междометия и вопросительные слова. Но по его мэрской физиономии было понятно, что новость похуже, чем «Зуйко сбежал».

Закончив разговор, Палий повернулся ко всем задом и поспешил к стенному шкафу. Первым делом он налил себе треть стакана коньяка. Налил и выпил!

Еще одну порцию мэр предложил Кулябко. А Чубу даже не налил! И вообще – инсценировка была такая, будто весь разговор предназначался для депутата.

– Докладываю, Евгений Борисович… Там опять труп. Вашего знакомого, артиста Душкина со скалы столкнули.

– У моря?

– Нет, высоко в горах… Если это убийство, то есть уже свидетели и подозреваемый.

– Кто они?

– Свидетели, они местные. Три девушки самого раннего возраста. Они – любовницы Душкина. В том смысле, что они любительницы его творчества…

– А кто подозреваемый? Тоже местный?

– Нет, приезжий из Киева… Вообще-то это женщина. Передали, что при задержании она вела себя неадекватно – кого-то поцарапала, а кого и покусала.

– Что-то ты темнишь, мэр! Установили фамилию этой бабы?

– Установили… Это ваша жена, Евгений Борисович. Так мне и передали – задержана гражданка Кулябко, которая вело себя непристойно.

* * *

Бывают люди, которых очень много. Один такой человек может одновременно привлекать внимание сотен персон. Он как тот Фигаро – и здесь, и там… Часто – это погремушки, тусклые личности, пустозвоны, играющие всезнаек.

Хозяин домика над Гурзуфом – полная противоположность. Илья Ильич Ашурков был яркой личностью, но старался не светиться. Он всю жизнь избегал лишних встреч, задушевных бесед и даже телефонных разговоров.

Понятно, что за всю его жизнь, за эти несчастные пятьдесят лет ему поневоле приходилось общаться. И в школе, и в армии, и в бараке на лесоповале. Но это была крайняя необходимость.

Последние десять лет он жил на отшибе. Поселок Краснокаменка где-то рядом, но не близко. А раз нет прямых соседей, то и нет бесполезного трепа обо всем и не о чем.

Летом Ашурков вообще старался устроиться сторожем на виноградники и жить в горах, в шалаше над верхней лозой. Его дом, хоть он и был далеко от моря, многих привлекал тем, что сливался с природой, врастал в нее. Не на весь сезон, но на два-три месяца в году хату удавалось сдать приезжим дачникам.

Вот и сейчас счастье подвалило. Странная пара не скупилась, а на эти деньги Илья Ильич планировал накупить книг и весело прожить с ними мертвый сезон – с ноября по март.

Странная пара… Женщина явно старше и вся такая настороженная. А парень очень неумело загримирован. За версту видны крашеные брови и косо приклеенные усы. Если их оторвать, то этот Савченко из Харькова – вылитый портрет того парня со стенда у местного отдела внутренних дел. Там куча таких фотографий под общим заголовком, что их шукают местные менты.

В чужие дела Ашурков не лез, но нормальная любознательность у него была. И через день он знал наверняка, что у него на хате живет москвич Зуйко с женой. Добрые люди сказали, что парня зря обвинили в двойном убийстве. А еще с восторгом рассказали, как он ловко бежал прямо на людной рыночной площади… Илья в свое время тоже пытался бежать. И не один раз.

Ашурков отлично помнил свои ощущения в тот период… Первый раз его искали три месяца. Он не был загнанным зайцем, но постоянно нюхом чуял колпак над собой. Даже, когда за ним никто не следил. Очень неприятное чувство – врагу не пожелаешь!

Люди опасных профессий через многие годы встречаются как родные. Десантники, подводники, афганцы… Слава Зуйко был беглецом – вполне достаточно для Ашуркова, чтоб назвать этого парня братом. И не только назвать, а и помочь, когда нужно.