Полоса отчуждения - [20]

Леонид Васильевич присел на корточки, изучая. Когда стал разбинтовывать ствол, мать запротестовала:

— Зачем ты, Леня! К чому пристало!

— Да не нужны эти тряпки, мам! — не без раздражения ответил сын. — Что ты ее замотала!

— Как же не нужны! Они ить… это самое…

Размотанная тряпка была сыра, под ней обнаружился скользкий гриб, вроде чаги, и целое гнездо маленьких красных червячков.

— Ну что «это самое»! Видишь?

Пожалуй, он сказал это несколько сердитей, чем следовало. Мать вроде бы согласилась, но все еще обеспокоенно следила, как сын разматывал ее «бинты», и хмурилась.

— Оставь хоть клеенку-то! — тоже рассердилась она.

— Ну мама! — убеждающе сказал он. — Какой смысл? Ты сама подумай: весна теперь, ствол должен быть сухим, его солнышко пусть обогревает. А от твоих тряпок только гниль заводится.

— Ну как же… И у человека рану забинтовывают…

— Забинтуй здоровую руку — и на ней рана появится! Ты глянь-ка, все яблони обмотала тряпками. Зачем!

Нина вышла из дому, оглядывалась в их сторону не без тревоги, и он сбавил голос: не надо горячиться.

Мать не нашла доводов в свою пользу, но и согласиться не могла.

— Идите завтракать! — позвала Нина. — Я уже собрала.

Он долго молча мыл руки под инвалидом-рукомойником. Взял было материн рушник и отстранился от него, досадливо нахмурившись:

— Нина! Достань наше полотенце!

Жена принесла, чмокнула его в щеку:

— Не злись. Чего освирепел!

— Это у нее прямо-таки древнее: из домотканины еще! Ты посмотри.

— Я уже оценила…

Сели за стол — матери еще не было.

— Да где ж она? — спросила Нина нетерпеливо.

— Надо позвать, — сказал он. — А то обидится, если без нее. Уж я знаю.

— Звала же…

Нина вышла и, слышно было, сказала с крыльца:

— Мама, мы тебя ждем. И кушанья ждут.

Вернулась, опять посидели молча. Леонид Васильевич жевал корочку хлеба.

Наконец мать пришла, сполоснула руки, села молча, оглядела стол.

— Стекла надо новые вставить, — сказал сын, чтоб развеять сгущающуюся атмосферу. — Эх, и рамы тоже!..

— А пес с ним со всем! — отозвалась мать с ожесточением. — Сколько мне и жить-то осталось на свете.

Она кусала от хлебного куска крупно, жевала громко.

— Я вон как эти часы… еле-еле тикают. Хоть второй замок цепляй к гире. А уж чего там, перержавело все. Наплюнуть…

— Ну, кто из нас кого переживет, неизвестно, — миролюбиво заметила Нина. — Так что не будем об этом.

— Да нет уж, где мне долго прожить! Вон и дом-то под стать хозяйке: все валится, все рушится. Там подопрешь, тут подвяжешь, а толку что? Летом еще ладно, туда-сюда, а вот зимой холодно. Печь большая, как вагон, поди-ка ее натопи! Она только дрова жрет, а тепло все летит в трубу, топи не топи — один черт. На ночь кладу в постель две грелки с кипятком, одну к ногам, другую в пояснице — с ними и сплю. Так ведь остывают! Утром встанешь — они холодные, и в избе померзень.

— Электрические грелочки надо купить, — тихо заметила Нина. — Те не остынут.

— Электрической-то я боюсь: она меня током убьет!

— Купим тебе целое одеяло с электронагревом, — пообещал сын. — Удобнейшая вещь! Привыкнешь — не будешь бояться.

— Боюсь, боюсь… Вдруг замыкание случится — сгорю или еще что. А вот Смышляевы сделали лежаночку, да с изразцами — уж как хорошо! Приду к ним: хозяйка словно барыня, на лежаночке дремлет, телевизор смотрит, а Андрей Семеныч газеты читает, и тоже спиной к изразцам прислонился.

— Лень, ты разыщи мастера, — сказала невестка. — Может, пока мы здесь, он и сложит, а? Мы поможем.

— Я сам справлюсь, — заявил он. — А что? Я у Линтваревых видел книжку, называется — «Как сложить печь своими руками». Там чертежи разных печных систем, расчет материалов — какие нужны и сколько, описание инструментов… Саша же сам печку на своей даче клал. А я, думаете, не смогу? Ого! Еще как сложу! Изразцовую! Зимой приедем к тебе, мама, — погреемся на лежаночке.

— Может, в тебе талант печника откроется, — предположила Нина.

Мать не была склонна к шуткам, для нее существеннее деловая сторона:

— Где ты изразцов-то возьмешь?

— Достану!

— Лежанку-то делать — пол придется перестилать! — Хозяйственный разговор не мог оставить мать равнодушной. — Пол тронешь — стены гнилые. А потолок! Нет уж, не трог.

— Мы печь поставим на собственный фундамент, она будет дополнительной опорой и для пола, и для потолка.

— Лежанка у Смышляевых куда как хороша… Они в ней и обед готовят — две конфорочки и духовка есть.

— А кто им клал? — спросила Нина.

— Как кто? Дак сам хозяин. Я, говорит, русский солдат, значит, все должен уметь. Взял да и сделал.

Ну вот, слава богу, рассеялись маленько тучи: согласие царило за столом.

— Что-то я не верю, Леня, в твои таланты как печника, — подзуживала Нина мужа. — Давай договоримся с дедом Андреем.

— А я тебе говорю: сделаю. И это будет лучшее из того, что я до сих пор сотворил.

— Лежать-то на ней, ладно, не надо, а вот чтоб она варила, печка-то. На керосинке надоело, коптит. Отчего потолок-то взялась мыть? Оттого. Конечно, много ли мне надо, но все-таки. А Пикулевы вон газ подвели: то ли дело — чиркнул спичку — и ни растопки, ни чего. Минуты не пройдет — уж закипело. И в избе потеплей.

— Как это им газ провели, а тебя обошли? — взбодрился негодованием сын.