«Полоцкий» цикл - [6]
». Имея под своим началом не больше 4–5 тысяч «сабель» и «пищалей», Булгаков со товарищи отправился в поход из Пскова «о рожестве Ивана Предтечи», то есть 24 июня 1561 года. Дальше, если верить псковскому летописцу, его ратники «воевали Немецкие земли начен от Ровного (замок Роннебург) до моря срединою, а сами здоровы вышли…». Из этого описания следует, что полки Булгакова опустошили волости, прилегающие к занятым литовцами замкам Венден, Вольмар, Трикатен и Роннебург, затем повернули к побережью Рижского залива, поднялись оттуда к северу и затем со взятыми пленниками и трофеями двинулись к Феллину.
Итак, посылкой рати Булгакова Иван Грозный продемонстрировал, что он и в самом деле намерен «постоять» за свою «ифлянтскую» «отчину». Но и Сигизмунд уже не мог дать задний ход и отказаться от своих претензий без потери лица. И без того «польская партия» в Ливонии во главе с Кеттлером и Вильгельмом ждала, когда же наконец король начнет выполнять свое слово. Дальнейшее промедление было чревато серьезными осложнениями: Ревель, видя подступающих московитов и нерешительность короля, перешел под покровительство шведов, отправив восвояси прибывших было в город польских ротмистров с их людьми.
Весной 1561 года Сигизмунд приказал разослать по поветам и волостям «листы» с объявлением мобилизации служилых татар, панских почтов и посполитого рушения. Увы, татары и шляхта не слишком торопились выступать в поход, «идучи не идяху» на войну. Литовскому великому гетману Миколаю Радзивиллу пришлось полагаться прежде всего на наемников и собственные дворовые хоругви, а также почты тех панов, которые выполнили королевский наказ. С этими силами он перешел Двину и двинулся на северо-восток, имея своей целью замок Тарваст в современной Эстонии, занятый русскими еще осенью 1560 года.
Князь Булгаков, видимо, выполняя приказ Ивана (который, как уже было сказано выше, был намерен «додержать» перемирие до срока), не стал ввязываться в прямое противостояние с войсками Радзивилла. Это позволило гетману 20 июля 1561 года подступить к Тарвасту и начать его осаду. Она продлилась пять или шесть (смотря какими летописями руководствоваться — псковскими или московскими) недель. Русский гарнизон успешно противостоял осадным работам и отбил штурм литовцев, предпринятый после того, как была взорвана подведенная под стены Тарваста мина. Но в конце концов воеводы, оборонявшие замок, поверили заверению гетмана, что тот отпустит их домой со всеми «животами».
Увы, Радзивилл свое слово не сдержал. Позднее, в 1563 году, на переговорах с литовцами московские дипломаты обвинили своих «партнеров» в том, что вопреки обещаниям люди Радзивилла «вели их (защитников Тарваста) с собою до Володимерца (Вольмара) за сторожи, как всяких полонеников, и двожды их в избы запирали и ограбив, нагих и босых и пеших к нам отпустили, а иных переимав, да нашим изменником вифлянским немцом подавали; ино тые у них в тюрмах сидячи померли, а иные и ныне у них сидят по тюрмам, мучатца всякими розными муками…».
Предательство не слишком помогло гетману. Взяв Тарваст, он столкнулся, во-первых, с необходимостью восстанавливать разрушенные в ходе осады укрепления. А где взять средства для этого и рабочие руки? Не благородные же шляхтичи будут таскать камни и рыть окопы. Во-вторых, войско Радзивилла страдало от вечной проблемы снабжения. Окрестности Тарваста были изрядно опустошены боевыми действиями, а в самом замке припасов было всего ничего. Сигизмунд настаивал на том, чтобы гетман дождался подхода польских наемников. Однако вскоре после взятия замка Радзивилл отдал приказ оставить Тарваст. Туда вернулись русские. Они походя успели перехватить литовский отряд, пытавшийся пройти в Пернов, разбили его и пленили оставшихся в живых, поквитавшись тем самым за тарвастских сидельцев. Сам же замок был русскими окончательно разорен.
Тарвастский «казус» и набег литовских войск на окрестности Юрьева-Дерпта, то есть в пределы государевой «отчины», наглядно показали: несмотря на все слова о готовности пойти на примирение, верить Сигизмунду нельзя. В Москве пришли к выводу, что он всего лишь тянет время, желая вступить в неизбежную после всего этого войну на более выгодных для себя позициях. Особенно очевидно это стало после того, как вслед за долгими переговорами в ноябре 1561 года Кеттлер подписал с королевскими дипломатами так называемые Pacta Subjectionis, предполагавшие переход Ливонии под протекторат Сигизмунда как польского короля и великого князя литовского. Рига сумела уклониться от перехода под протекторат, однако де-факто Сигизмунду удалось переиграть рижских бюргеров, установив свой контроль над выходом из Западной Двины и тем самым над рижской торговлей. Поставив свой гарнизон в Динамюнде, король держал Ригу за горло и был способен в любой момент закрыть вход и выход в устье Двины.
Казалось бы, Сигизмунд и Альбрехт Прусский могли торжествовать: вот она, победа — «инкорпорация» пусть и не полностью, но практически состоялась. Однако в этой большой бочке меда была и ложка дегтя, причем весьма и весьма немалая. Кеттлеру удалось выговорить себе ощутимые привилегии и существенную внутреннюю автономию. Сигизмунд же, формально став «господарем» над Ливонией, получил то, от чего Кеттлер хотел избавиться, — необходимость защищать свои новые владения от русских. Впрочем, еще раз подчеркнем, что Иван Грозный в это время вовсе не был намерен и дальше расширять свои владения в Ливонии силой оружия, удовольствовавшись Дерптом и Нарвой.
