Полоцкая земля (очерки истории Северной Белоруссии в IX–XIII вв.) - [18]
Обратимся к смежным наукам — этнографии, диалектологии и топонимике, которые сохранили до настоящего времени ряд древних черт, относящихся к интересующему нас времени.
В настоящее время еще не существует ни одной обобщающей работы, посвященной определению отдельных микрорайонов Белоруссии, их взаимосвязей и исторического прошлого. Главной задачей всех исследователей до сих пор было лишь общее, суммарное выявление границ расселения белорусов и определение их характерных черт. Даже Е. Ф. Карский коснулся микрорайонов частично, да и то главным образом в связи с диалектологией[216].
Все изданные этнографические карты Белоруссии[217]сильно расходятся, что объясняется, очевидно, недостаточно четким критерием их выработки. Все же из них очевидно, что за истекшие 800–1000 лет славяно-литовская граница, например, изменилась лишь незначительно, передвинувшись с правобережья Дисны в р-н к западу от Браслава, и южнее, и прошла через Швенчёнис (бывшие Свенцяны), ранее заселенный, как указывалось, литовцами (см. рис. 1). В значительной мере сохранилась, по-видимому, южная граница Полочан. Так, по наблюдению П. М. Шпилевского[218], в середине прошлого века население Борисовского уезда отчетливо делилось на две этнографические группы: так называемых леснян[219], которые населяли южную и юго-западную части уезда и занимались главным образом рыбной ловлей, скотоводством, пчеловодством, и полян[220], населявших северо-восточную часть уезда, занимавшихся земледелием. Этнографическая граница между обеими группами населения, проходившая в этих местах с северо-запада на юго-восток, соответствует в общих чертах юго-восточной границе расселения кривичских племен, определенной нами по археологическим данным. Эта же граница прослеживалась в XIX в., по-видимому, и восточнее. Во всяком случае, Е. Р. Романов отмечал разницу в костюмах белоруса Лепельского и Могилевского уездов[221]. Упомянем еще любопытное наблюдение, сделанное недавно белорусскими этнографами, которые выяснили, что в Северной Белоруссии (в Витебской области и в северной части Минской) вплоть до революции употреблялась соха особенного вида для одноконной упряжки с перекладной палицей или перекладкой[222].
Из-за отсутствия прямых сведений нам трудно провести со всей определенностью восточную и северную границу древних полочан по этнографическим данным. Всего вероятнее, она должна совпадать с этнографической границей «чистых» белорусов (очевидно, в общих чертах где-то у современных границ БССР).
Белорусские диалекты изучены значительно лучше, главным образом благодаря трудам Е. Ф. Карского[223]. Судя по диалектологической карте, составленной им, для Центральной Белоруссии характерны твердое «р» и аканье, которое, в свою очередь, делится на сильное, распространенное в южной части распространения этих диалектов, и умеренное, типичное для более северных районов. Граница, разделяющая оба диалектальных явления, несмотря на тысячу прошедших лет, в общих чертах совпадает с западной и южной границей полочан, что для наших дальнейших выводов также важно.
Интересные сведения можно получить, по-видимому, из топонимического материала, для Белоруссии еще, к сожалению, малоразработанного. Кривичские этнонимы, мы видели, определяют лишь западную границу Полоцкой земли. Это были, по всей вероятности, те населенные пункты, которые подходили наиболее близко к чужой, литовской территории. Наоборот, встречающиеся здесь наименования «Литва», по-видимому, принадлежали тем поселениям, которые ближе всего подходили к кривичским землям (см. рис. 1). Важные наблюдения сделаны И. Сафаревичем, установившим восточную границу поселений, название которых с литовским окончаниемишки, ишкес[224]. Граница эта почти полностью совпадает с западным рубежом славянских курганов Северной Белоруссии, описанным выше. По наблюдению экспедиции М. Я. Гринблата 1954 г., многие районы западной части этой страны славянизировались лишь недавно и, следовательно, в курганную эпоху территория к западу от славянских земель была, по-видимому, действительно заселена литовскими племенами[225].
Любопытны наблюдения над народными наименованиями курганов, распространенными в современной Белоруссии. Картографирование этих названий, полученных главным образом из археологической литературы и частично из наших разведок, выделило в Центральной и Северной Белоруссии два района с оригинальными терминами (рис. 10). В районе Полоцка, к северу и востоку от Витебска, распространены наименованияволотовки(118 терминов), встречающиеся на соседних территориях спорадически (единичные случаи в окрестностях Браслава, Вилейки, Борисова (дер. Велятичи) и Вельска в Западной Смоленщине). Здесь же известны и 16 топонимов волотовки (в бывшем Полоцком у. — семь, в бывшем Витебском и Лепельском — по два, Городокском, Невельском, Бельском, Борисовском, Люцинском — по одному)[226]. К югу, в Центральной Белоруссии, вплоть до Днепра на востоке и до Клецка и Слуцка на юге, распространены названия курганов и топонимыкапцы(54 термина и девять топонимов: в Минском у. — три, в Слуцком и Мозырском — по два, в Новогрудском и Бобруйском — по одному). Кроме новгородского термина
Характер древнейшего княжеского землевладения представляет большой интерес и давно привлекает внимание исследователей.
Монография двух британских историков, предлагаемая вниманию русского читателя, представляет собой первую книгу в многотомной «Истории России» Лонгмана. Авторы задаются вопросом, который волновал историков России, начиная с составителей «Повести временных лет», именно — «откуда есть пошла Руская земля». Отвечая на этот вопрос, авторы, опираясь на новейшие открытия и исследования, пересматривают многие ключевые моменты в начальной истории Руси. Ученые заново оценивают роль норманнов в возникновении политического объединения на территории Восточноевропейской равнины, критикуют киевоцентристскую концепцию русской истории, обосновывают новое понимание так называемого удельного периода, ошибочно, по их мнению, считающегося периодом политического и экономического упадка Древней Руси.
Эмманюэль Ле Руа Ладюри, историк, продолжающий традицию Броделя, дает в этой книге обзор истории различных регионов Франции, рассказывает об их одновременной или поэтапной интеграции, благодаря политике "Старого режима" и режимов, установившихся после Французской революции. Национальному государству во Франции удалось добиться общности, несмотря на различия составляющих ее регионов. В наши дни эта общность иногда начинает колебаться из-за более или менее активных требований национального самоопределения, выдвигаемых периферийными областями: Эльзасом, Лотарингией, Бретанью, Корсикой и др.
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.
Пособие для студентов-заочников 2-го курса исторических факультетов педагогических институтов Рекомендовано Главным управлением высших и средних педагогических учебных заведений Министерства просвещения РСФСР ИЗДАНИЕ ВТОРОЕ, ИСПРАВЛЕННОЕ И ДОПОЛНЕННОЕ, Выпуск II. Символ *, используемый для ссылок к тексте, заменен на цифры. Нумерация сносок сквозная. .
В книге П. Панкратова «Добрые люди» правдиво описана жизнь донского казачества во время гражданской войны, расказачивания и коллективизации.
В книге сотрудника Нижегородской архивной службы Б.М. Пудалова, кандидата филологических наук и специалиста по древнерусским рукописям, рассматриваются различные аспекты истории русских земель Среднего Поволжья во второй трети XIII — первой трети XIV в. Автор на основе сравнительно-текстологического анализа сообщений древнерусских летописей и с учетом результатов археологических исследований реконструирует события политической истории Городецко-Нижегородского края, делает выводы об административном статусе и системе управления регионом, а также рассматривает спорные проблемы генеалогии Суздальского княжеского дома, владевшего Нижегородским княжеством в XIV в. Книга адресована научным работникам, преподавателям, архивистам, студентам-историкам и филологам, а также всем интересующимся средневековой историей России и Нижегородского края.