Полный курс лекций по русской истории. Часть 3 - [15]

О первых днях жизни царевича сохранилось много любопытных сведений. Его рождение вызвало ряд придворных праздников. Крестили царевича только 29 июня в Чудовом монастыре, и крестным отцом был царевич Федор Алексеевич. По древнему обычаю, с новорожденного «сняли меру» и в ее величину написали икону апостола Петра. Новорожденного окружили целым штатом мам и нянь; кормила его кормилица. По некоторым отзывам, Петр с детства был очень крепок физически, «возрастен и красен и крепок телом». Очень рано его стали забавлять игрушки, и эти игрушки почти исключительно имели военный характер. По расходным дворцовым книгам мы знаем, что Петру постоянно делали в придворных мастерских и покупали на рынках луки, деревянные ружья и пистолеты, барабаны, игрушечные знамена и т. д. Этим оружием царевич и сам тешился, и вооружал «потешных ребяток», т. е. своих сверстников из семей придворной знати, всегда окружавших малолетних царевичей. Если бы царь Алексей жил более, можно было бы ручаться, что Петр получил бы такое же прекрасное, по тому времени, образование, как его брат Федор. Но царь Алексей умер, когда Петру не исполнилось и четырех лет. Вот почему Петр остался без правильного образования. Некоторые (И. Е. Забелин) думают, что начало обучения Петра положил еще его отец. Такое мнение основывается на том, что 1 декабря 1657 г. начали кого-то учить грамоте в царское семье, как это ясно из книг Тайного приказа. Но в царской семье не начинали учить детей раньше 5 лет, а Петру тогда было только 3,5 года. С другой стороны, первый известный нам учитель Петра, Никита Моисеевич Зотов, был определен к нему уже царем Федором. Поэтому такое мнение о раннем обучении Петра сомнительно. Достовернее, что Петр впервые сел за азбуку под руководством Зотова пяти лет от роду. Этого Зотова назначил к Петру его крестный отец, царь Федор, очень любивший своего крестника и брата. Зотов раньше был приказным дьяком и при назначении к Петру подвергся экзамену: читал и писал в присутствии царя и был одобрен как самим царем, так и известным Симеоном Полоцким. Курс учения в древней Руси начинался азбукой, продолжался чтением и изучением Часослова, Псалтиря, Апостольских деяний и Евангелия. Обучение письму шло позже чтения. Петр начал учиться письму, кажется, в начале 1680 г. и никогда не умел писать порядочным почерком. Кроме письма и чтения Зотов ничему не учил Петра (ошибиться здесь можно только относительно арифметики, которую Петр узнал довольно рано неизвестно от кого). Но Зотов как пособие при обучении употряблял иллюстрации, привозимые в Москву из-за границы и известные под именем «потешных фряжских» или «немецких листов». Эти листы, изображая исторические и этнографические сцены, могли дать много умственной пищи ребенку. Кроме того, Зотов ознакомил Петра с событиями русской истории, показывая и поясняя ему летописи, украшенные рисунками. Что Зотов и при отсутствии широкого образования и ума вел свое дело добросовестно и тепло, доказывается неизменным расположением к нему Петра, не забывшего своего учителя.

Чем больше становился Петр, тем хуже складывалась окружающая его обстановка. При отце любимый и ласкаемый, Петр при Федоре вместе с матерью разделял ее опалу. Хотя Федор его и любил, но борьба придворных партий отстраняла его и его мать от царя. Начиная понимать разговоры окружающих, Петр узнал от них, конечно, о семейной вражде, о гонениях на его мать и на близких ей людей. Он учился не любить Милославских, видел в них врагов и притеснителей. Десяти лет избранный царем, он в 1682 г. пережил ряд тяжелых минут. Он видел бунт стрельцов; старика Матвеева, говорят, стрельцы вырвали из его рук; дядя Иван Нарышкин был им выдан на его глазах; он видел реки крови; его матери и ему самому грозила опасность ежеминутной смерти. Петр так был потрясен «майскими днями» 1682 г., что от испуга у него явились и остались на всю жизнь конвульсивные движения головы и лица («sa tete branle continuellement, bien qu'il ne soit age que de vingt ans», — пишет о нем видевший его современник). Чувство неприязни к Милославским, воспитанное уже раньше, перешло в ненависть, когда Петр узнал, сколь они виноваты в стрелецких движениях. С ненавистью относился он и к стрельцам, называя их «семенем Ивана Михайловича» (т. е. Милославского), потому что с представлением о стрельцах у него соединялось воспоминание об их бунтах 1682 г.

Так неспокойно кончилось детство Петра. В нем — начало его военных забав, в нем — тяжелые, даже ужасные минуты, повлиявшие на всю жизнь Петра. В детстве Петра, наконец, нет начатков правильного образования: его учат «грамоте», прочие сведения приходят случайно, усваиваются мимоходом.

Время царевны Софьи.

Обратимся к правлению царевны Софьи. При ней главными деятелями являются боярин князь В. В. Голицын и думный дьяк Шакловитый. Первый был начальником Посольского приказа, главным правительственным деятелем во внешних сношениях Москвы и во внутреннем управлении. Второй был начальником стрелецкого войска и главным стражем интересов Софьи, оберегателем господствовавшей партии. Шакловитый был верным слугой Софьи, а Голицын не только служил царевне, но был ее любимым. Личность князя В. В. Голицына — одна из самых замечательных личностей XVII в. Иностранцы, знавшие его, говорят о нем с чрезвычайным сочувствием, как об очень образованном и гуманном человеке. Действительно, Голицын был очень образованным человеком, следовал во всех мелочах жизни западноевропейским образцам, дом его был устроен на европейский лад. По характеру своего образования он близок был к малорусскому образованному монашеству и находился до некоторой степени под влиянием польско-католическим. Гуманность Голицына обращала на себя внимание современников; ему приписывали широкие проекты освобождения крестьян от частной зависимости. Внутренняя правительственная деятельность времени Софьи отмечена мягкостью некоторых мероприятий, быть может, благодаря влиянию Голицына. При Софье было смягчено законодательство о несостоятельных должниках, ослаблены некоторые уголовные кары, отменена варварская казнь — закапывание в землю живого. Однако в той сфере, где сильно было влияние не Голицына, а патриарха, — в отношении к раскольникам — незаметно было большой гуманности: раскол преследовался по-прежнему строго.