Полное жизнеописание святителя Игнатия Кавказского - [35]

О сем предмете так рассуждает святой Исаак Сирианин, сей великий наставник монашествующих (Слово 13): „Если милостыня, или любовь, или милосердие, или что — либо почитаемое сделанным ради Бога препятствуют безмолвию, обращают око твое на мир, ввергают тебя в попечения, отвращают тебя от памятования о Боге, прерывают твои молитвы, вводят тебя в смущение и непостоянство помыслов, препятствуют заниматься Божественным чтением, которое есть оружие, избавляющее от парения ума, ослабляют хранение твое, делают так, что ты, прежде будучи связан, начинаешь ходить свободно и, прежде уединившись, возвращаешься в общество людей, пробуждают на тебя погребенные страсти, разрешают воздержание чувств твоих, воскрешают тебя, умершего для мира, низводят тебя от ангельского делания и поставляют тебя на стороне мирских людей, да погибнет такая правда“.

Если же поместится в общежитии брат, имеющий собственность, и захочет часть оной раздать нищим, то обязан сию часть вручить настоятелю, а отнюдь не раздавать сам, как о сем повелевают и правила святые: „Не давай, — говорит Симеон Новый Богослов, — без отца твоего по Богу милостыню от имений, которые ты принес“.

2. Благостояние монастыря еще более требует удаления из оного подначальных, которые и сами приходят в состояние отчаяния и подают резкий пример безнравственности братиям, соблазняют их беседами злыми и ослабляют в благочестивых подвигах. Как попечения, имеющие целию милосердие, столько похвальные для человека мирского, могут быть вредными для инока уединенного, так и пример порока и беседа злая несравненно резче действуют на монаха, нежели на человека светского.

„Как сильный иней, — говорит св. Исаак в 69 слове, — покрыв едва выросшую из земли зелень, пожигает ее, так и беседа с людьми пожигает корень ума, начавший производить злак добродетелей. И если обыкновенно вредит душе беседа с людьми, в ином воздержными, а в ином имеющим только малые недостатки, то тем более вредны беседы и свидание с людьми невежественными и грубыми, не говорю уже — с мирскими“. Подначальный, живя противу воли на Валааме, не перестает скучать, негодовать на продолжительность службы, на строгость устава, суровость места, износить языком разврат и кощуны, живущие в его сердце, уныние свое и расстройство переливать в душу ближнего.

Ужасным и достойным сожаления образцом отчаяния служат два подначальные иеродиакона — Иосиф и Матфей: никогда они не исповедаются, не причащаются Святых Таин, никогда, ниже в светлый праздник Пасхи, нельзя их принудить прийти в церковь, живут как чуждые Бога и веры, предаваясь гнуснейшим порокам. Лица их — подобные только случалось мне видеть между каторжными в Динабургской крепости. Прочие подначальные, может быть, в других монастырях оказали бы более плодов исправления, нежели на Валааме. В отдаленных монастырях, скудных монашествующими, могли бы они нести некоторые обязанности и принести себе и обществу хотя малую пользу.

Таковыми полагаю:

1. Иеромонаха Германа первого,

2. Иеромонаха Германа второго Череменецкого,

3. Иеромонаха Ираклия,

4. Иеромонаха Варлаама,

5. Иеродиакона Сергия,

6. Монаха Палладия,

7. Монаха Иоакима,

8. Священника Сергия,

9. Диакона Иоанна Николаева Сергиева,

10. Диакона Тимофея Вещезерова.

Сии десять братьев служат по духу своему бременем для Валаамского монастыря, в Олонецкой же и Вологодской губерниях, в коих обители мне известны, они могут быть даже нужны и полезны. Отбытие их для Валаамского монастыря нисколько нечувствительно: в оном имеется указного братства 115 человек, кроме живущих по паспортам. Сверх того, слух об удалении подначальных из Валаама скоро распространится по обителям российским, и многие ревнители подвижнической жизни при сей благой вести потекут в недро монастыря, славного удобностию своею к исполнению монашеских обетов. Что же касается до иеродиаконов Иосифа и Матфея, то полагаю необходимым препроводить их в такие места, где мог бы над ними быть бдительный военный караул.

Вообще Валаам, лишенный штатных служителей военной команды, отдельного приличного места для содержания людей, предавшихся буйным страстям, не может быть исправительным и ссылочным местом, и, по мнению моему, существенно нужно исходатайствовать как для сей обители, так и других благоустроенных монастырей постоянное положение, коим бы воспрещалось помещение в оную людей порочной нравственности и подначальных. Для сих последних можно определить особенные монастыри на особенных правах, по тому образцу, как было в горе Синайской.

Там, описывает святой Иоанн Лествичник в статье о покаянии, находится отдельная от прочих обитель, называемая „темница“, которая, однако, подчиняется монастырю, глаголемому „светильник светильников“. О сей же темнице говорит он в статье о послушании: „Было место, на едино поприще от великия тоя обители отстоящее, стража, или темница, глаголемая неутешна, где никогда не видно было ни дыму из пещи, ни вина, ни елея на трапезе, и ничего кроме хлеба и мала былия не употреблялось. В сем месте игумен без всякого выходу заключает тех, иже по вступлении в иночество какими — нибудь грехами себя запутали. Он поставил над ними и наместника, мужа знаменитого, именем Исаака, иже от порученных ему требовал почти непрестанной молитвы и возделывал древес много, из ветвей коих они для прогнания лености плели кошницы“.