Полное затмение - [148]

— Опишите поточнее симптомы болезни.

— Вялость. Апатия. Потеря аппетита.

— И когда все это началось?

— Летом, в Аризоне. Но после возвращения он чувствовал себя хорошо, и я решил, что дело в жаре. В последние недели он снова стал вялым, а вчера даже отказался от еды. Ночью лежит точно мертвый. Может быть, дело и вправду в жаре?

— Вряд ли, доктор Ломакс, — серьезно заявил Хопкрофт. — Жара тут ни при чем. Расскажите, как обстоят ваши дела в обсерватории. Наверное, вы пришли именно поэтому.

— Не совсем. Хотя я благодарен за то, что вы вернули мне работу.

Хопкрофт протестующе поднял руки. Депьюти, не мигая, смотрел на профессора.

— Не стоит благодарности. Вас неправомерно отстранили от должности. Дело не стоит выеденного яйца. Я бы не стал доверять этому человечку с бабочкой ни на грош. Держитесь от него подальше, доктор Ломакс.

— Постараюсь. Согласитесь, это непросто, если он ваш начальник.

— Видимо, все это очень тревожило вас последнее время.

— Это и еще расследование…

— Ага, вот оно что. Расследование убийства. Помнится, прошлый раз вы выглядели весьма возбужденным. И как там обстоят дела?

— Дело рассматривается в суде.

— А почему вы не там?

— Еще пару дней они будут выбирать присяжных. Да и Депьюти заболел.

— Ага. Просто как дважды два. Говорят, Хопкрофт в этом особенно силен. Значит, вчера утром вы оставили собаке еду и отправились в суд. А когда вернулись домой, то обнаружили, что пес выглядит несчастным, а еда осталась нетронутой. Посреди ночи стало еще хуже. Позвольте задать вопрос, доктор Ломакс? Какого черта вы поднимались среди ночи?

— Ну… было жарко.

— Вряд ли, доктор Ломакс, — повторил Хопкрофт. — Жара тут совершенно ни при чем.

Ломакс уставился в пол.

— Вы переживаете? — предположил Хопкрофт.

Он поочередно любовно тискал уши собаки.

— Да.

— Почему вы участвуете в расследовании? Я понимаю, у вас выдалось свободное лето. Но почему вы решили провести его именно таким образом?

— Я влюблен в обвиняемую.

— Обвиняемую. Значит, обвиняют женщину?

— Да.

— Что ж, влюбленность — достаточно сильное переживание. Когда вы влюбились?

— В конце весны — начале лета.

— Ага. Она ездила с вами в Аризону?

— Нет. Поездка в Аризону не была просто отпуском. Вы сказали мне тогда, что инцест между отцом и дочерью может быть спровоцирован дочерью, и я решил отправиться в Аризону, чтобы получше разузнать о жертве убийства. В детстве она жила в Аризоне.

— Вы обнаружили что-то неприятное?

Ломакс задумался.

— Да, весьма печальные обстоятельства.

— Понятно. А эта женщина, в которую вы влюблены, она осталась в Калифорнии?

— Да.

— Понятно.

Вошла секретарша с подносом. На нем стояли две кофейные чашки, миска с чаем и тарелка с пирожными.

— Простите, что так долго, — сказала секретарша. — Я должна была остудить для него чай.

Она опустила миску рядом с Депьюти. Пес посмотрел на секретаршу, однако так и не убрал морду с колен профессора.

— Ага, кажется, он заинтересовался. Скоро он заметит и чай, и пирожные, — сказал профессор, проводя пальцем по морде собаки.

Для тарелки с пирожными не нашлось места. Кабинет Хопкрофта не казался таким уж неопрятным, но везде валялись книги и бумаги. Полки, письменный стол, пол — все было завалено книгами. Кое-где виднелись оторванные листья, поломанные ветки и смятые цветы.

Секретарша осторожно сняла с кресла ветки и поставила тарелку на какие-то папки. Передала ветки профессору, а он с нежностью засунул их за стол.

— Если захотите молока, позовите меня, — сказала секретарша на прощание, пристально посмотрев на Депьюти.

— Так, становится все интереснее, — продолжил Хопкрофт. — А что именно беспокоит вас сегодня, доктор Ломакс?

— Я думаю об отношениях отца и дочери.

— Что ж, действительно непростая тема.

Ломакс закашлялся.

— Как вы считаете… Это всего лишь предположение, не более того.

— Конечно-конечно.

Хопкрофт захрустел пирожным. Депьюти бродил где-то по кабинету.

— Предположим, что отец и дочь являются любовниками… а отец женат, но не на матери. Что, если мачеха узнает об этом? На что она может пойти? — размышлял Ломакс.

— Она застрелит обоих, — сказал Хопкрофт.

Ломакс подпрыгнул на месте, словно Хопкрофт под столом пнул его ногой.

— О Боже, доктор Ломакс, кажется, я пошутил не слишком удачно.

Ломакс с сомнением посмотрел на профессора.

— Нет, я виноват, — продолжал тот. — Если Хопкрофт решил, что своими бездарными шутками сможет помочь вам, то ему лучше оставить это. Простите его. Однако, как и все прочие, он тоже читает газеты и уже догадался, о каком деле вы толкуете.

Ломакс встревожился.

— Само собой, — заверил его Хопкрофт, — вы можете положиться на мою скромность. Видимо, именно эта часть нашего тогдашнего разговора особенно взволновала вас.

Ломакс напрягся. Депьюти снова улегся под креслом Ломакса. Хопкрофт потянулся и подпихнул задние ноги собаки.

— В детстве вы, естественно, не могли не попасть под влияние европейской культурной традиции, которая всегда описывает мачеху как существо злобное. И если вы узнаете, что женщина обвиняется в убийстве падчерицы, сие известие невольно вызывает в памяти давно забытые ассоциации. Вы даже не подозреваете, что находитесь под влиянием стереотипа злой мачехи. Помните такую? Конечно же, помните. Во многих сказках описывается ревность мачехи к молодой привлекательной девушке, которая имеет некую власть над ее мужем. И тогда мачеха избавляется от нее. Пожалуйста, выпейте кофе и съешьте хотя бы одно пирожное, доктор Ломакс.