Полное собрание стихотворений в одном томе - [53]

С тобою вспоминать беседы прежних лет,

Младые вечера, пророческие споры,

Знакомых мертвецов живые разговоры;

Поспорим, перечтем, посудим, побраним,

Вольнолюбивые надежды оживим,

И счастлив буду я; но только, ради бога,

Гони ты Шепинга от нашего порога.

* * *

Кто видел край, где роскошью природы

Оживлены дубравы и луга.

Где весело шумят <и> блещут воды

И мирные ласкают берега,

Где на холмы под лавровые своды

Не смеют лечь угрюмые снега?

[Скажите мне: кто видел край прелестный,

Где я любил, изгнанник неизвестный]?

Златой предел! любимый край Эльвины,

К тебе летят желания мои!

Я помню скал прибрежные стремнины,

Я помню вод веселые струи,

И тень, и шум – и красные долины,

Где [в тишине] простых татар семьи

Среди забот и с дружбою взаимной

Под кровлею живут гостеприимной.

Всё живо там, все там очей отрада,

Сады татар, селенья, города:

Отражена волнами скал громада,

В морской дали теряются суда,

Янтарь висит на лозах винограда;

Б лугах шумят бродящие стада…

И зрит пловец – могила Митридата

Озарена сиянием заката.

И там, где мирт шумит над падшей урной,

Увижу ль вновь сквозь темные леса

И своды скал, и моря блеск лазурный.

И ясные, как радость, небеса?

Утихнет ли волненье жизни бурной?

Минувших лет воскреснет ли краса?

Приду ли вновь под сладостные тени

Душой уснуть на лоне мирной лени? [15]

* * *

Раззевавшись от обедни,

К К<атакази> еду в дом.

Что за греческие бредни,

Что за греческой содом!

Подогнув под <-> ноги,

За вареньем, средь прохлад,

Как египетские боги,

Дамы преют и молчат.

"Признаюсь пред всей Европой, —

Хромоногая кричит: —

М<аврогений> толсто<->ый

Душу, сердце мне томит.

Муж! вотще карманы грузно

Ты набил в семье моей.

И вотще ты пятишь гузно,

М<аврогений> мне милей".

Здравствуй, круглая соседка!

Ты бранчива, ты скупа,

Ты неловкая кокетка,

Ты плешива, ты глупа.

Говорить с тобой нет мочи —

Всё прощаю! бог с тобой;

Ты с утра до темной ночи

Рада в банк играть со мной.

Вот еврейка с Тадарашкой.

Пламя пышет в подлеце,

Лапу держит под рубашкой,

Рыло на ее лице.

Весь от ужаса хладею:

Ах, еврейка, бог убьет!

Если верить Моисею,

Скотоложница умрет!

Ты наказана сегодня,

И тебя пронзил Амур,

О чувствительная сводня,

О краса молдавских дур.

Смотришь: каждая девица

Пред тобою с молодцом,

Ты ж одна, моя вдовица,

С указательным перстом.

Ты умна, велеречива,

Кишеневская Жанлис,

Ты бела, жирна, шутлива,

Пучеокая Тарсис.

Не хочу судить я строго,

Но к тебе не льнет душа —

Так послушай, ради бога,

Будь глупа, да хороша.

* * *

Недавно бедный музульман

В Юрзуфе жил с детьми, с женою;

Душевно почитал священный Алькоран

И счастлив был своей судьбою;

Мехмет (так звался он) прилежно целый день

Ходил за ульями, за стадом

И за домашним виноградом,

Не зная, что такое лень;

Жену свою любил – <Фатима> это знала,

И каждый год ему детей она рожала —

По-нашему, друзья, хоть это и смешно,

Но у татар уж так заведено. —

Фатима раз – (она в то время

Несла трехмесячное бремя, —

А каждый ведает, что в эти времена

И даже самая степенная [жена]

Имеет прихоти то эти, <то> другие,

И, боже упаси, какие!)

Фатима говорит умильно муженьку:

"Мой друг, мне хочется ужасно каймаку.

Теряю память я, рассу<док>,

Во мне так и горит желудок;

Я не спала всю ночь – и посмотри, душа,

Сегодня, верно, <я> совсем нехорошо.

Всего мне [должно опасаться]:

Не смею даже почесаться,

Чтоб крошку не родить с сметаной на носу —

Такой я муки не снесу.

Любезный, миленькой, красавец, мой дружочек,

Достань мне каймаку хоть крохотный кусочек".

Мехмет [разнежился], собрался, завязал

В кушак тарелку жестяную,

Детей благословил, жену поцеловал

И мигом в ближнюю долину побежал,

Чтобы порадовать больную.

Не шел он, а летел – зато в обратный путь

Пустился по горам, едва, едва шагая;

И скоро стал искать, совсем изнемогая,

Местечка, где бы отдохнуть.

По счастью, на конце долины

Увидел он ручей,

Добрел до берегов и лег в тени ветвей.

Журчанье вод, дерев вершины,

Душистая трава, прохладный бережок,

И тень, и легкой ветерок —

Всё нежило, всё говорило:

«Люби иль почивай!» – Люби! таких затей

Мехмету в ум не приходило,

Хоть [он] и мог . – Но спать! вот это мило —

Благоразумн<ей> и верней. —

За то Мехмет, как царь, уснул в долине;

Положим, что царям [приятно спать] дано

Под балдахином <на перине>,

Хоть это, впрочем, мудрено.

<Вяземскому.>

Язвительный поэт, остряк замысловатый,

И блеском [колких слов], и шутками богатый,

Счастливый В<яземский>, завидую тебе.

Ты право получил, благодаря судьбе,

Смеяться весело над Злобою ревнивой,

Невежество разить анафемой игривой.

* * *

Эллеферия, пред тобой

3атми<лись> прелести другие,

Горю тобой, я [вечно] [твой].

Я твой на век, Эллеферия!

<Тебя> пугает света шум,

Придворный блеск неприятен;

Люблю твой пылкий, правыйум,

И сердцу голос твой понятен.

На юге, в мирной темноте

Живи со мной, Эллеферия,

Твоей красоте

Вредна холодная Россия.

* * *

Примите новую тетрадь,

Вы, юноши, и вы, девицы, —

Не веселее [ль] вам читать

Игривой Музы небылицы,

Чем пиндарических похвал

Высокопарные страницы —

Иль усыпительный журнал,

Который [был когда-то в моде],

[А нынче] так тяжел и груб, —

[Который] [вопреки природе]

Быть хочет зол и только глуп.

* * *

О вы, которые любили

Парнасса тайные цветы

И своевольные <мечты>