Полное собрание сочинений в одном томе - [451]

Во сне распростерт,

Забыв все недуги,

Как будто я мертв,

И можно в испуге

Подумать — я мертв.

Рыданья и вопли

Затихли вокруг,

Как только прервался

Мучительный стук —

Терзающий сердце

Томительный стук.

Тоска, отвращенье,

Как тающий воск,

Исчезли с болезнью,

Мрачившей мой мозг,

С горячкой, что жизнью

Сжигала мой мозг.

Исчезла и пытка,

Всех пыток сильней. —

Ужасная жажда

Души моей

К реке ядовитой

Проклятых страстей:

Насытил я жажду

Души моей.

Испил я студеной

Воды из ключа,

Тот ключ потаенный

Струится, журча,

В земле неглубоко

Струится, журча.

О нет! Пусть не скажет

Никто, что для сна

Приют мой мрачен,

Постель так тесна, —

Ведь тот, кто скажет:

Постель так тесна,

Он тоже ляжет

В такую ж для сна.

Мой дух не лелеет

Мечтаний о грозах,

Не сожалеет

О пламенных розах,

О том, что алеет

На миртах и розах,

Дыханье как будто

Анютиных глазок

Он слышит из руты,

Из праздничных связок

Цветов розмаринных,

Анютиных глазок —

Дыханье невинных

Анютиных глазок.

Он дремлет блаженно

В тумане мечтаний

О правде нетленной

И верности Анни,

Витая блаженно

Средь локонов Анни.

Она с поцелуем

Склонилась ко мне,

И я, не волнуем

Ничем в тишине,

Скользя, как по струям,

Забылся во сне.

Укрыв меня нежно

И свет затемня,

Она помолилась

Потом за меня,

Чтоб ангелы неба

Хранили меня.

И я на постели

Лежу распростерт

(С истомою в теле),

Как будто я мертв, —

Прильнув к изголовью,

Лежу распростерт

(С ее любовью),

Как будто я мертв, —

И вам всем я страшен,

Как будто я мертв.

Душа ж моя ярче,

Чем в млечном тумане

Все звезды на небе,

Сверкает с Анни,

Горит она светом

Любви моей Анни,

Лучится ответом

Из глаз моей Анни.

Сонет к моей матери

7 июля, 1849 пер. В. Топорова

Постигнув, что не только человек —

Но ангелы — из всех благословений,

Способных нежность выразить навек,

Не отыскали имени блаженней,

Я «матерью» назвал тебя, и ты

Вошла мне в сердце самою родною

И стала жить в нем — в доме пустоты,

Покинутом покойною женою.

Мою родную мать (по ком я тоже

Скорблю) ты материнством превзошла:

Жизнь дорога — Виргиния дороже,

Ты, дав ей жизнь, мне этим жизнь дала;

Отныне же, когда ее не стало,

И для меня небытие настало.

Аннабель-Ли

9 октября, 1849 пер. Д. Садовникова

Многие, многие годы назад,

У моря родной мне земли,

Жила одна девушка, звали ее

Красавицей Аннабель-Ли,

И, кроме любви, мы ни о чем

И думать с ней не могли.

Оба мы были простыми детьми,

Детьми той приморской земли;

Но выше земной была эта любовь,

Любовь к моей Аннабель-Ли, —

Настолько, что даже завидовать ей

И ангелы в небе могли!

Многие, многие годы назад

Осенние тучи пришли,

И ветром холодным убили они

Красавицу Аннабель-Ли.

Родные зарыли в могилу ее

У моря родной ей земли.

Знаю — завидовать нашей любви

И ангелы в небе могли!

И вот где причина (про то говорят

Все люди приморской земли),

Что ветер осенний унес от меня

Красавицу Аннабель-Ли.

Да, наша любовь была выше земной!

Ни взрослые так полюбить не могли,

Ни мудрые так не могли, —

И кто разлучит ее душу со мной?

Ни ангелы неба, ни духи земли —

Не в силах никто меня с ней разлучить

С любимой Аннабель-Ли!

Мне при свете луны в душу крадутся сны

О красавице Аннабель-Ли;

И в мерцаньи ночей вижу свет я очей

Дорогой моей Аннабель-Ли…

Я расстаться с моей дорогой не могу

И всю ночь провожу на морском берегу,

На могиле родной мне земли,

Возле Аннабель-Ли.

Колокола

Ноябрь, 1849 пер. А. Оленича-Гнененко

I

За санями вьется снег,

Белый снег.

Колокольчики беспечно рассыпают нежный смех

И звенят, звенят, звенят

В льдистом воздухе ночном,

И звенят, и говорят.

Звезды радужно горят

Кристаллическим огнем.

Слышишь ритм, ритм, ритм —

Речь руническую рифм?

С колокольчиков слетая, музыкально тает он,

Этот звон, звон, звон.

Звон, звон, звон.

Этот быстрый, серебристый перезвон.

II

Слышишь свадьбы звон литой —

Золотой?

О, с какою необычной, гармоничной красотой

Про любовь, что так светла,

Говорят колокола!

Золотистых, чистых нот

Мерный строй.

Звонких звуков хоровод

Нарастает, и летает, и плывет

Под луной.

Звучный звон — со всех сторон,

Ливень ласковых мелодий: слышен тем он, кто влюблен.

Льется он

В ночь и в сон.

Он грядущим освящен.

В сердце горлинки рожден.

Полногласный и прекрасный,

Этот звон, звон, звон,

Этот звон, звон, звон, звон.

Звон, звон, звон.

И поющий, и зовущий этот звон!

III

Слышишь ты тревожный звон —

Бронзы звон?

Воплем ужаса ночного надрывает сердце он!

Он выкрикивает вдруг

В ухо ночи свой испуг!

Он, не смея замолчать,

Может лишь кричать, кричать,

Слеп и дик, —

В безнадежности взывая к снисхождению огня,

Сумасшедшего, глухого, беспощадного огня,

Что все выше, выше, выше

Скачет в небо с гребня крыши.

Хоть безумно напряженье,

Но бессильно исступленье:

Недоступен бледный, лунный лик!

Бронзы звон, звон, звон!

Возвещает гибель он,

Гарь и прах,

Колокольным гулом, ревом,

В недра воздуха ночного

Изливая мрачный странный страх.

Но теперь уж знает слух

По звучанью

И молчанью,

Где багряный смерч потух.

Но теперь он без труда

Слышит в звоне,

Бронзы стоне,

Где, грозя, встает беда.

Отступая иль взлетая, исторгает ярость звон —

Этот звон,

Этот звон, звон, звон, звон.

Звон, звон, звон.

И гудящий, и гремящий этот звон!

IV

Слышишь ты железный звон —

Тяжкий звон?

О конце напоминает монотонным пеньем он.

И в плену у страха мы,

Услыхав в молчанье тьмы

Полный скорби и угрозы этот тон!

Пробуждаемся дрожа мы: