Полночный путь - [72]

Шарап подъехал к Серику, сказал:

— Теперь понятно, почему местные к нам не выходили; попрятались по трущобам…

— Што делать-то будем? — спросил Серик, не ожидая ответа.

Подъехали Звяга с Горчаком, смерили взглядами Унчу; сначала с головы до ног, потом с ног до головы. Унча слегка забеспокоился, но изо всех сил старался виду не подавать. Горчак медленно заговорил:

— Куда оружие везешь? Где назначен торг с касогами?

Унча перевел дух, быстро-быстро затараторил, изредка мешая в речь непонятные касожские слова:

— Скоро-скоро… Два дня пути… Яик на полуночь загибает… Там двор моего друга — Яхно… Туда везем…

— Когда земли башкирцев кончаются, и начинаются касожские кочевья? — не унимался Горчак.

— Еще шесть дней пути…

— Та-ак… — раздумчиво протянул Горчак. — Башкирцы с касогами мирно живут?

— А чего с башкиров взять? — искренне изумился Унча. — Касогам с ними нечего делить. Касоги в тех местах летом кочуют, на зиму на полдень откочевывают…

Горчак поглядел на Шарапа, на Звягу, о чем-то раздумывая, наконец, сказал:

— Этот князек не шибко великую силу имеет… Найдем кого посильнее — подарками откупимся от сегодняшней крови…

Серик вдруг спохватился:

— А где половчанка?

Горчак ухмыльнулся, крикнул:

— Клава-а!.. — из-под телеги вылезла половчанка, деловито отряхнулась.

Серик проговорил:

— Ох, Горчак, зря ты ее пацаном одел… Девкой безопаснее…

— Кто его знает?.. — медленно протянул Горчак. — В неведомые земли идем; как там безопаснее, один Бог ведает…

Через два дня вдруг неожиданно выехали на край поля; рожь уже дружно взошла, и празднично сияла свежей, сочной зеленью в предзакатном солнце. Длинные тени от всадников пали на поле. За полем стоял высокий тын, из толстых, заостренных сверху бревен. За тыном ничего не было видно.

Унча сказал:

— Ну вот, и усадьба Яхно…

Горчак спросил:

— А не страшно ему тут одному?

— А он не один; у него одних сыновей — семь душ. Трое уже женаты. Да и чего бояться? Башкиры молятся на него; где им еще ножи да топоры брать? Купцы сюда не доходят. Касоги тоже на него молятся. Здешних, которые кочуют к восходу отсюда, западные соседи на торги не пускают, посредничают, да такие цены заламывают, что Яхно для них сущий благодетель, хоть он тоже не шибко добрый.

— А ты, сколько имеешь? — напрямую спросил Горчак.

Унча гордо выпрямился, бросил презрительно:

— Достаточно, чтобы купить воеводу вместе с его крепостью…

— Да уж… Такого укупишь… — протянул Горчак недоверчиво.

Унча ухмыльнулся, спросил:

— А ты думаешь, почему я подальше от воеводы живу? Да чтоб он не знал, сколько телег с оружием я каждый год гоняю к касогам!

— Погоди!.. А чем же они расплачиваются? У них же только стада, табуны да шерсть овечья…

Унча хитро прищурился, проговорил нерешительно, он явно колебался, выдавать или нет свой секрет торговли:

— А они скот и шерсть продают за серебро и золото далеко на полдень, где скот и лошади очень дорого ценятся, и оружие, тоже, дорого, а потом у меня за серебро и золото оружие покупают. Я не жадничаю, лишь вдвое набавляю…

Заросшая травой колея шла поперек поля, Горчак кивнул на нее, спросил:

— Твоя колея?

Унча дернул плечом, обронил:

— А тут кроме меня никто не ездит… Я два раза езжу; один раз зимой, один раз летом…

Тем временем они подъехали к тыну. Остановив коня перед воротами, Унча пробормотал:

— Спит он, что ли?..

Но тут ворота со скрипом открылись. За ними стояло семеро могучих молодцов с мечами у поясов и луками в руках, во главе с не менее могучим мужиком, с окладистой бородой. В бороде видать пряталась улыбка, потому как глаза смеялись. Он проговорил:

— А я гляжу, и не знаю, что делать? Вроде друг Унча едет, да чего-то народу с ним сильно много… А весной еще нагрянул дружок твой; все выспрашивал, когда ты придешь, мол, много серебра и золота добыл в полночных странах, на всех своих нукеров кольчуги купить хочет… Да только я не поверил этой голи перекатной…

— И правильно сделал, — проворчал Унча, спрыгивая с коня. — Встретились мы с ним… Половины нукеров у него теперь нет…

— Худо… — Яхно покачал головой. — Как бы старейшины родов виры не потребовали…

— Какая вира?! — засмеялся Унча. — Они узнают — сами ему голову открутят…

Хозяин оказался хлебосольным. Баня уже топилась; оказывается, он, как только увидел обоз, приказал сыновьям ее затопить. Пока компания по очереди парилась, три жены и четыре снохи хозяина накрывали стол, прямо на дворе, потому как такую ораву ни в какую горницу не поместить.

Серик, Шарап и Звяга, напарившись, вышли последними, а Горчак почему-то остался. Баня топилась по белому. Когда Серик обернулся, он подкидывал дровишек в каменку. Серик спросил:

— Эй, Горчак, ты решил повторить?

Горчак смущенно потупился, проговорил нехотя:

— Щас Клава придет…

Серик весело вскричал:

— Ба, Горчак! Еще не венчаны, а уже в бане паритесь… А я слыхал, у христиан так не положено…

— Много ты понимаешь!.. — зло огрызнулся Горчак. — Просто, она не знает, как в бане мыться…

Серик ошарашено уставился на него, переспросил:

— Чего-чего?!

— А того! У половцев нету бань. Они по-другому моются…

Серик вышел из предбанника, покачивая головой; каждый день узнаешь что-то новое, это ж надо подумать — у половцев бань нету…