Полночный путь - [54]

Когда наутро поднялись Горчак с помощником кормчего, кормчий, осторожно передав из рук в руки кормило, широко перекрестился, сказал:

— Слава тебе, Господи! Пронесло… Если бы шла буря, она бы уже разгулялась…

Серик с трудом доковылял до своей лавки, но завалился не на лавку, а под лавку, потому как все равно во сне под лавкой окажешься. Не успел и глаз закрыть, как провалился в глубочайший сон.

Проснулся уже под вечер, ладья не спеша, брела под унявшемся ветром, все стояли на лавках и вглядывались вперед. Серик вылез из-под лавки, спросил:

— Эй, чего там?

Звяга обернулся, сказал добродушно:

— Ну и спать ты здоров… Поднимайся, приплыли…

Серик выкарабкался из-под лавки, разминая затекшие плечи, легко вспрыгнул на лавку, и тут же увидел встающие как бы из моря высокие каменные стены с башнями. Кормчий медленно выговорил с кормы:

— Азов… — и направил ладью к берегу.

Серик спросил:

— А к чему нам останавливаться? Припасов навалом…

Кормчий проворчал недовольно:

— Видишь, половецкая ладья у берега? Вмиг догонит…

— Да чего ж ей нас догонять?!

— Тьфу ты! Пошлину взять!..

Серик ничего не понял, но замолчал, разглядывая приближающийся берег. У пристани стояло несколько купеческих ладей и одна ладья, низкая и узкая, с хищно заостренным носом, с длинным рядом весел, на треть втянутых внутрь. На кормовом помосте маячил человек, из-под ладони вглядывающийся в подходящую ладью. Кормчий вдруг заорал:

— Спустить ветрило!

Все кинулись к веревкам. Реутовы работники работали слаженно и привычно, а Серик, Шарап и Звяга только им мешали. Наконец, парус был спущен, разобрали весла и в несколько гребков подгребли к пристани. Сбросили сходни. К ладье не спеша, шагал человек, одетый во все черное, с черным круглым колпаком на голове, следом поспешали два стражника, с чудными топорами — с рукояткой, длинной, как копье. Подойдя, он остановился у конца сходней, спросил по-русски:

— Откуда идете?

Горчак, который должен был изображать купца, степенно ответил:

— Из Сурожа идем…

Человек со стражниками вереницей взошли по сходням. Оглядев невеликую кучку мешков у мачты, спросил:

— А чего ж так мало товару?

— Неудачный торг вышел… — горестно вздохнул Горчак.

И развязав кошель, отсчитал три серебрушки. Человек не двинулся, замерев, и глядя как бы мимо Горчака. Тот вздохнул еще горестнее и прибавил еще денежку. Тогда человек вытащил откуда-то из недр своей короткой накидки лоскуток пергамента, из-за уха тоненькую тростинку, тростинку обмакнул в чернильницу, висящую на поясе, присев на лавку написал несколько слов, взял печать, так же привешенную к поясу, подышал на нее, и с маху шлепнул на пергамент.

Горчак прищурил один глаз, спросил:

— А у Белой Вежи повторно платить не придется? — и демонстративно просмотрел запись, удовлетворенно кивнул.

Половец изумленно спросил:

— Так ты что, нашей грамоте разумеешь?

— Разумею… — коротко бросил Горчак. — В крепость на ночь пустите?

— Ночуйте здесь… — пробурчал чиновник. — Таверна во-он, под стеной… — указал он на скопище домишек чуть в стороне от пристани.

Реутовы работники переглянулись, один сказал:

— Сходим, а, Горчак?..

— Никакой таверны! Своего меду выпьем — и спать. Завтра с рассветом выйдем, пока попутный ветер держится. На веслах намаяться еще успеете…

Как-то так само собой установилось старшинство Горчака. Впрочем, четверка держалась на равных, только Шарап, Звяга и Серик признавая Горчака более опытным, предоставили ему право решать, что и как делать. Подкрепившись копченым мясом с сухарями и луком, оросили все добрым ковшом меду, завалились спать. Серик было, заикнулся насчет стражи, но Горчак его успокоил, что половцы неусыпно несут стражу и на стенах, и на самой пристани. Выплату пошлины они отрабатывают честно.

На рассвете ветерок явственно тянул с моря. Поначалу, правда, пришлось помогать ему веслами, но к восходу он разгулялся, и ладья весело побежала вверх по течению. Снова разлеглись, греясь в лучах весеннего солнышка, лениво переговариваясь. Серик от нечего делать принялся выспрашивать у Горчака и Шарапа половецкие слова, да как из них разговор составлять. К вечеру он уже мог понять простой разговор, да и сам с горем пополам мог что-то сказать, или спросить.

Горчак смеялся:

— Голова у тебя светлая, Серик! А вот ноги ее не туда несут. В купцы бы тебе…

Серик помалкивал, думая про себя, что коли такая веселая купеческая жизнь, да каждый год путешествия по неведомым странам, конечно же, сюда ему и дорога.

На ночевку пристали к правому берегу, пологому, поросшему тополями и ивами, как и правый берег Днепра. Впервые за много дней сготовили похлебку с вяленым мясом, и вволю похлебали варева. В этих местах уже можно было нарваться на речных татей, в основном из новгородских ушкуйников, а потому стояли стражу, по очереди, Серик, Звяга и Шарап. Ночь прошла спокойно. На рассвете, наскоро позавтракав, отчалили. Как и вчера, до восхода поработали веслами, а потом ветерок снова разгулялся.

Кормчий ворчал:

— Пока везет нам… Если подует с верховьев, нипочем не выгребем против течения — придется отстаиваться…

Серик с Шарапом и Звягой увлеченно перебрасывались половецкими словами, когда кормчий вдруг сказал: