Полночный путь - [2]

Над окоемом торчал лишь самый краешек солнца. Серик еще раз оглядел все пространство, от леса до леса. Красота-а! Тянутся стада туров на водопой, вот промчался, резвясь, табунок тарпанов. Мирно в степи. Если бы шел большой отряд, живность бы беспокоилась, не ходила своими привычными тропами. Однако приказы старших не обсуждают. Сказано — до темноты, значит, до темноты.

Лишь когда погас последний отблеск зари, Серик слез с дерева. Стараясь шагать бесшумно, вошел в лес, постоял, пережидая, пока глаза привыкнут к лесной темени, и пошел, словно лесной дух. Долго он этому учился… И научился ведь! Вскоре вечерний ток воздуха от реки донес запах конского пота, а потом и тихий разговор. Заранее ухмыляясь, он подошел вплотную, прежде чем его заметили.

— Тьфу, леший! — вдруг вскрикнул совсем рядом Шарап. — Ты, Серик, когда-нибудь нарвешься… Иди, искупайся, потом трапезничать будем. Мы уже и искупались, и коней напоили.

Серик проворчал:

— А говорили, кольчуг не снимем до самых застав…

— Дак ты ж видишь, что мы уже в кольчугах…

Опытные воины, вольготно разлеглись на траве, однако щиты лежат напротив левой руки, обнаженные мечи, напротив правой. Правда, подкольчужные рубахи, пропитанные потом за долгие жаркие дни, когда уходили от погони, сушатся на легком сквозняке. Серик перешел прогалину, мимо жадно хрупающих сочной травой лошадей, перевалил песчаную гриву, заросшую густым ивняком, и вышел на пологий песчаный берег великой реки. С величайшим облегчением стащил с себя кольчугу, как улитка, выполз из заскорузлой от пота подкольчужной рубахи. Сложив одежду и оружие в тени ивового куста, осторожно вошел в воду, и, как ни хотелось поплавать, порезвиться в теплой, парной воде, лег у самого берега, зажмурившись от удовольствия. Как ни темна ночь, а пловца на речной глади, издалека видать.

Да-а… Тяжек разбойный промысел… Это ж надо, два месяца, ни сна, ни отдыха; ходьба с конями в поводу по дну степных балок, дни напролет лежание на вершинах курганов… Случилась и таинственная встреча. Крались как-то по дну узкой степной балки, и вдруг, выйдя из-за поворота, наткнулись на десяток каких-то людей, которые тоже, явно украдкой пробирались балкой. Долго стояли, оглядывая друг друга, и ощупывая взглядами. Одеты чужаки были в кольчуги, но бармицы почему-то, у них не прицеплялись изнутри к шлемам, а надевались на голову в виде клобука. Серик отметил, что если меч прорубит шлем, такая бармица все равно не спасет, только лишняя тяжесть. Сами шлемы, похожие на котлы, с бычьими рогами по сторонам, висели на седельных луках. Но чужаки, несмотря на численный перевес, решили не рисковать. Правильно поняли, что не хилые сосунки могут лазить в половецких степях. Тронув коня, выехал вперед один из чужаков, спросил что-то по-половецки. Шарап ответил, на том же языке. Серик разобрал только слово «русичи». Чужак перешел на русский, спросил:

— Чего это вы тут делаете? У вас же мир с половцами…

Шарап прищурился, и насмешливо выговорил:

— А вы чего тут делаете? У вас тоже мир с половцами…

Чужаки переглянулись, быстро переговорили на незнакомом языке, но сильно похожем на русский. Наконец, владеющий русским языком миролюбиво предложил:

— Делить нам нечего. Давайте разойдемся?

— Давайте… — сговорчиво согласился Шарап. — Вас больше, вы и проезжайте мимо. Три шага друг от друга…

— Бывалый ты, дядя…

— Потому и прожил столько… — сумрачно бросил Шарап.

Пока вереница всадников тянулась мимо них, Серик спросил:

— Што за люди?

Шарап равнодушно промолвил:

— А печенеги…

— Да ну!.. — Серик принялся во все глаза разглядывать знаменитых печенегов.

Шарап задумчиво продолжал:

— Последний раз они Киев осаждали, когда мой отец еще в силе был. Малость просчитались они; князь недалеко с дружиной ушел. Ох, и порубали ж их тогда! И чего ж им надо, в половецких землях? Явные разведчики…

Звяга вмешался:

— Разведывать удобнее всего под видом купцов…

— Эт, само собой… Но если и воины в разведку пошли — это уж жди большой войны в ближайшее время… — пробормотал Шарап, провожая взглядом последнего всадника.

Когда Серик вылез на берег, будто и не было двух недель кружения по балкам да оврагам, с единственной мыслью в голове: — "Как бы уберечь добычу…" Всего лишь три дня прошло, как перестали маячить на курганах половецкие сторожа. Прополоскав в реке посконную рубаху, отжал покрепче, надел, передернул плечами от озноба, и еще передернулся, когда уже настывшая на ночном ветерке кольчуга, легла на плечи. Повесив перевязь с мечом на плечо, собрал в охапку остальное оружие, прихватив не просохшую подкольчужную рубаху, зашагал к табору.

Шарап со Звягой уже приготовили скудную походную еду: на платке был разложен кыпчакский сыр, сухари да горкой ссыпана была заморская сушеная ягода, все взяли еще в кыпчацком обозе.

Сидели, сложив ноги по-кочевницки, не спеша, трапезничали. Хорош был отдых на пороге родной земли. Прожевав сыр с заморскими ягодами, Серик спросил:

— Шарап, а чего ты вечно отказываешься рассказать, как батя погиб?

Шарап проворчал:

— Вот непоседа… Сидим, трапезничаем, отдыхаем… Нет, все испортить… Как, как… А как погибают? По-глупому… По-умному-то никто не погибает… Так же вот, взяли хорошую добычу, и нет бы, прямиком домой — завернули во фряжское поселение; припасами разжиться, да и на заморских людей поглядеть. И прямиком напоролись на своего старого знакомца, которого еще в прошлом году ограбили. Он — в крик. А в селении большой конный отряд стоял. Пока они седлали, мы далеко успели уйти. Надо было прямиком уходить, на полуночь, а мы с умной-то головы, крюк сделали берегом моря. Мол, следы запутать, погоню в другую сторону пустить. Половецкий воевода бывалым человеком оказался, наперерез нам повел своих. Вот и встретились на узкой дорожке, мы трое, и два десятка половцев. И прорвались ведь! Потому как кони у нас были отдохнувшие, мы как раз с дневки поднялись, а половцы своих загнали. В конном бою — удар, главное. Половцы строем стояли, а мы с разгону в копья их. Им бы спешиться, да копья в землю упереть. Балка-то неширокая была. Мы уж ускакали, но один успел из самострела стрелу пустить, и надо же, угадала твоему бате промеж лопаток… — Шарап вздохнул тяжко, и докончил: — Все, не пытай ты меня больше. Павших в таких набегах русичей, хоронят половцы, по своему христианскому обряду…