Полночная чума - [7]

Аликс подползла к люку. Отец снял с него крышку, чтобы их пассажиры не задохнулись, и Аликс нырнула в темное отверстие. Она старалась дышать ртом, чтобы не чувствовать царившее здесь зловоние, и на ощупь двинулась вперед. Евреи лежали, сбившись в груду, у правого борта, и потому не мешали ей передвигаться дальше. Наконец Аликс нащупала в темноте поношенный отцовский свитер. Отец сидел, привалившись спиной к деревянной переборке, и громко стонал.

Аликс так же на ощупь вытерла пот с его лица и, взяв отца за руку, села рядом. Она просидела в трюме, пока не начало светать, после чего снова вернулась на палубу и на свежий воздух, где попыталась уверить себя, что все это ей лишь померещилось.

Затем она перелезла через планшир и шагнула в холодную воду, которая доходила ей до талии. По глупости она надела на себя платье в надежде покрасоваться перед Джунипером, когда они доберутся до Англии, и оно в считанные секунды промокло насквозь. Что же делать? Аликс побрела по воде в сторону каменистого берега, а когда выбралась на сушу, нашла валун выше отметки прилива, села на него и стала ждать утра.

Кирн выбросил Волленштейна из головы на полтора года, а вот на то, чтобы возобновить знакомство и заново возненавидеть доктора, потребовалось всего полтора часа.

Кирн посмотрел на Волленштейна — высокий и поджарый, тот сохранил привычку потирать руки. В свете ясного утра глазки доктора бегали туда-сюда — сначала к брошенному грузовику, который перегородил проселочную дорогу рядом с шоссе номер 13, затем к Кирну.

— Вы обязаны найти моих евреев, — сказал Волленштейн.

— Первый раз слышу о каких-то евреях, — спокойно ответил Кирн. Левой рукой — той, на которой были целы все пальцы, — он вытащил из кармана пальто пачку сигарет и, осторожным движением вынув одну, зажал ее между большим и указательным пальцами правой руки — это все, что осталось после того, как чертов снаряд, разорвавшись, унес с собой три остальных.

Кирн поднес к сигарете пламя зажигалки, которую он собственноручно изготовил из русского патрона калибра 7,62 мм.

— Ваши люди найдут этих евреев куда быстрее, чем я, — добавил он, кивая Волленштейну. Его собеседник стоял рядом. На голове — форменная фуражка СС с кокардой, изображающей череп и перекрещенные кости, сам он в сером мундире с серебряными молниями на петлицах.

— У меня нет никого, кто знал бы эту местность лучше, чем вы, — возразил Волленштейн. — Именно поэтому я и попросил начальство, чтобы мне в помощь выделили человека из вашей службы. Криминальная полиция знает Нормандию как свои пять пальцев, разве не так?

— Разумеется, так, герр доктор, — вежливо ответил Кирн. Впрочем, что еще ему оставалось. Волленштейн служил в СС, однако дело не только в молниях-рунах на петлицах, а в том, с какой прытью сегодняшним утром непосредственный начальник Кирна, Иссельманн, вскочил из-за стола, когда Волленштейн вошел к нему в кабинет и показал потрепанный клочок бумаги. Волленштейн указал на Кирна — похоже, доктор запомнил его еще по Бордо, — и сказал, что хотел бы поручить ему поиски пропавшей собственности рейха. Тогда он даже словом не обмолвился о том, что эта собственность — евреи.

— Они сбежали вчера утром, — пояснил Волленштейн, когда Кирн закурил свою сигарету. — Тринадцать евреев. Их след еще не успел остыть, так что не думаю, что у вас возникнут какие-то трудности с их поисками.

— А что они делали в этом грузовике? — поинтересовался Кирн и бросил взгляд в сторону серо-зеленого грузовика, у которого вместо крытого брезентом кузова сзади крепилось нечто вроде деревянного ящика. В задней части ящика имелась дверь, а вот окон никаких не было.

Волленштейн не удостоил его ответом.

— Я бессилен что-либо сделать, если вы не объясните мне, что происходит, — произнес Кирн.

— Их перевозили в Кан, на железнодорожный вокзал, — наконец, снизошел до ответа доктор. — Всего было два грузовика. Второй — такой же, как этот.

— Понятно, в Кан, а откуда?

И вновь Волленштейн помедлил с ответом.

— Так дело не пойдет, — возмутился Кирн.

— С моей фермы. В Котантене, к северу от Корентана. Это примерно в тридцати пяти километрах отсюда.

Котантен Кирн знал. Ему дважды приходилось ловить в тех местах контрабандистов. Зарослей колючего кустарника там было даже больше, чем здесь.

— Как я понимаю, они выбрались из грузовиков не сами. Здесь явно не обошлось без чьей-то помощи, верно? — Кирн успел заметить, что засов на задней двери «даймлера» взломан. Он шагнул ближе к грузовику, однако Волленштейн схватил его за рукав. От неожиданности Кирн даже выронил сигарету.

— Не надо, — произнес эсэсовец.

Кирн посмотрел Волленштейну в глаза — и в серый, и в голубой, — после чего стряхнул с себя руку эсэсовца и, ударив по засову правой рукой, левой распахнул дверь.

Вырвавшееся изнутри зловоние моментально заставило его отшатнуться назад.

Кирну потребовалось несколько мгновений, чтобы рассмотреть темное нутро деревянного кузова. Шагнув ближе и зажав одной рукой нос, он заглянул внутрь. Тела. Сосчитать их было невозможно, потому что они были свалены бесформенной грудой в дальнем конце. От тошнотворного запаха моментально заболела голова. Эти евреи были мертвы как минимум сутки, и их трупы успели потемнеть, как то обычно бывает с мертвецами в теплую погоду.