Полночь: XXI век - [85]
Франк. Одолжить Хильду? Нет, нет.
Мадам Лемаршан. В таком случае разбирайтесь со своей обрезанной рукой сами. Да, отвергните мою помощь, выпутывайтесь сами и больше никогда ничего у меня не просите.
Франк. Детишки требуют Хильду. Они не спят по ночам. Я не могу заниматься ими как следует. Прошу вас.
Мадам Лемаршан. Одолжить Хильду стоило бы мне чудовищных жертв. Что стало бы со мной, одной-одинешенькой во всем доме, когда мне на плечи навалился бы целый день? Но если бы вы захотели, я сделала бы это для вас, Франк. Поймите меня, поставьте на минуту себя на мое место. Я обречена, никчемна, одинока. Я нуждаюсь в Хильде, чтобы выдерживать медлительность дней, улыбаться детям и сопротивляться желанию отправить нас, нас всех, совсем в другую сторону. Поймите меня, Франк, попробуйте представить, какую жалкую жизнь я веду, какое уныние испытываю, какой никудышной матерью являюсь. Никто никогда меня не целует, Франк, никто не ласкает, никто не зовет: милая Хильда, Хильда, любовь моя. Хильду любите вы, люблю я, а ее дети страдают из-за ее отсутствия. Я лишена всего этого. Ну как? Кого следует пожалеть, Франк? Если бы мои деньги не позволили чуть-чуть на вас нажать, вы бы меня затоптали, вам же на меня наплевать. Вы — просто варвар, Франк, если полагаете, что страданиям подвержены только горничные и плотники (вы ведь что-то в этом роде?). Я, по крайней мере, вынудила вас себя выслушать. Вы меня поняли, Франк? Теперь вы понимаете, что я за человек?
Франк. Да. Согласен. Согласен. А теперь, дайте мне Хильду.
Мадам Лемаршан. Хильда только что вышла развешивать белье. Господин Лемаршан меняет рубашку, брюки и трусы каждый день, а носки дважды в день, у него потеют ноги. Поэтому белья всегда много. У нас две стиральные машины, обе без сушилки. Сушилки портят ткань, вы слышали об этом, Франк? Вот почему в данный момент Хильда развешивает белье. Я сама переодеваюсь несколько раз в день, чтобы ничем не пахнуть. Возня с бельем занимает у Хильды добрых двадцать часов в неделю. У моих детей впечатляющий гардероб. Франк, я дам кое-что из их одежды для ваших детей. Франк?
Франк. Да.
Мадам Лемаршан. Мне было бы невыносимо представить себе, что Хильда и вы вступаете в половые сношения. Франк?
Франк. Да.
Мадам Лемаршан. Вы ничего не сказали?
Франк. Нет.
Мадам Лемаршан. Мне было бы невыносимо представить себе, что Хильда и вы совокупляетесь. Дорогая крошка Хильда. Мой беспомощный котеночек. Если бы я позволила Хильде вернуться к вам на ночь, вы не только оставили бы ее у себя, но и не преминули бы на нее залезть. Разве не так? Как раз это вы бы и сделали с ненаглядной Хильдой (ее кожа, зубы, волосы, ни единого изъяна, боже мой, тело Хильды, Франк, напоминает озеро, рядом с которым я росла). Я больше не могу позволить вам сношаться с Хильдой. Я скрежещу зубами, мою спину покрывает холодный пот, стоит мне представить, как вы проникаете в Хильду. В Хильду. Вы даже не захотели меня поцеловать, когда я пришла к вам, в этот чудовищный район, в котором я, Франк, заблудилась, возвращаясь в тот день, в котором я кружила и кружила за рулем своей машины среди кварталов совершенно одинаковых, замызганных домов — и никаких шансов навести справки, никаких шансов, что мне подскажут дорогу: никто ничего не знает, никто из живущих там чужеземцев, Франк. Вот, подумала я, куда возвращаются по вечерам наши женщины. Но не Хильда, нет, теперь отнюдь не Хильда.
Франк. Я убью вас.
Мадам Лемаршан. Что вы сказали, Франк?
Франк. Дайте мне Хильду.
Мадам Лемаршан. Я вижу Хильду через большое окно. Она встала на цыпочки, стараясь дотянуться до бельевой веревки, из-за этого ее юбка стала как бы короче и под тонюсенькими колготками видны впадинки под ее коленями. У Хильды по родинке в каждой подколенной впадине, Франк. Я указала на это вчера своим друзьям, которые были этим просто очарованы. Они специально поднялись из-за стола, чтобы, нагнувшись за спиной у Хильды, рассмотреть ее впадинки. Хильда не увидела в этом ничего неподобающего. Хильда улыбалась, Франк. Она молчала и, не двигаясь, улыбалась. Хильда счастлива у нас, ее ублажают, ею восхищаются. И это вы по-прежнему называете «служить»? Это я, Франк, пленница Хильды, а не наоборот.
Франк. Ну да. Черт подери.
Мадам Лемаршан. Убьете меня, да? Какая богатая идея. Вместо того чтобы наложить на меня свои губы.
Франк. Прошу вас. Хильду.
Мадам Лемаршан. Я собираюсь оказать вам совершенно особую милость, Франк. Мы приедем к вам в субботу (у Хильды в субботу меньше работы), Хильда, дети и я, так что вы сможете ее увидеть и убедиться, что все в порядке. Мы нанесем вам дружеский визит, зайдем по-соседски на чашечку кофе. Согласны?
Франк. Да. В субботу, да.
Мадам Лемаршан. Вы увидите, что Хильда не боится, что это преуспевающая горничная, вполне сложившаяся домработница. И примите морфий, Франк, чтобы не страдать. Мы приедем около двух. Не собираюсь ли я тем самым подобраться ко льву, приблизиться к самой его пасти? Достанет ли вам смелости, Франк? Скоро увидим. До субботы. И не пожалейте дурмана. До субботы.
V
Мадам Лемаршан. Что это за девушка?
«Чероки» это роман в ритме джаза — безудержный, завораживающий, головокружительный, пленяющий полнозвучностью каждой детали и абсолютной непредсказуемостью интриги.Жорж Шав довольствовался малым, заполняя свое существование барами, кинотеатрами, поездками в предместья, визитами к друзьям и визитами друзей, романами, импровизированными сиестами, случайными приключениями, и, не случись Вероники, эта ситуация, почти вышедшая из-под его контроля, могла бы безнадежно затянуться.
Феррер, владелец картинной галереи в Париже, узнает, что много лет назад на Крайнем Севере потерпела бедствие шхуна «Нешилик», на борту которой находилась ценнейшая коллекция предметов древнего эскимосского искусства. Он решает отправиться на поиски сокровища, тем более, что его личная жизнь потерпела крах: он недавно разошелся с женой. Находки и потери — вот лейтмотив этого детективного романа, где герой то обретает, то теряет сокровища и женщин, скитаясь между Парижем, ледяным Севером и жаркой Испанией.
Равель был низкорослым и щуплым, как жокей — или как Фолкнер. Он весил так мало, что в 1914 году, решив пойти воевать, попытался убедить военные власти, что это идеальный вес для авиатора. Его отказались мобилизовать в этот род войск, как, впрочем, отказались вообще брать в армию, но, поскольку он стоял на своем, его на полном серьезе определили в автомобильный взвод, водителем тяжелого грузовика. И однажды по Елисейским Полям с грохотом проследовал огромный военный грузовик, в кабине которого виднелась тщедушная фигурка, утонувшая в слишком просторной голубой шинели…Жан Эшноз (р.
Сюжет романа представляет собой достаточно вольное изложение биографии Николы Теслы (1856–1943), уроженца Австро-Венгрии, гражданина США и великого изобретателя. О том, как и почему автор сильно беллетризовал биографию ученого, писатель рассказывает в интервью, напечатанном здесь же в переводе Юлии Романовой.
Первый роман неподражаемого Жана Эшноза, блестящего стилиста, лауреата Гонкуровской премии, одного из самых известных французских писателей современности, впервые выходит на русском языке. Признанный экспериментатор, достойный продолжатель лучших традиций «нового романа», Эшноз мастерски жонглирует самыми разными формами и жанрами, пародируя расхожие штампы «литературы массового потребления». Все эти черты, характерные для творчества мастера, отличают и «Гринвичский меридиан», виртуозно построенный на шпионской интриге с множеством сюжетных линий и неожиданных поворотов.
«Ашантийская куколка» — второй роман камерунского писателя. Написанный легко и непринужденно, в свойственной Бебею слегка иронической тональности, этот роман лишь внешне представляет собой незатейливую любовную историю Эдны, внучки рыночной торговки, и молодого чиновника Спио. Писателю удалось показать становление новой африканской женщины, ее роль в общественной жизни.
Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.
Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.
Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.
«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.