Полночь: XXI век - [78]
Франк. Не знаю.
Мадам Лемаршан. Хильде придется быть веселой, Франк.
Франк. Да.
Мадам Лемаршан. Хильда смеется вместе с детьми? Это-то вы знаете.
Франк. Хильде и нашим детишкам вместе весело.
Мадам Лемаршан. Раз Хильда способна веселиться со своими детьим, она будет способна на это и с моими. Я уже доверяю Хильде. С этой стороны она меня прекрасно заменит. А у меня будет чистая совесть.
Франк. Нужно, чтобы дети привыкли.
Мадам Лемаршан. О каких детях вы говорите, Франк?
Франк. О наших, моих и Хильды.
Мадам Лемаршан. А, о ваших. О тех треклятых детях, которые мешают мне немедленно получить Хильду. Это, конечно же, послушные дети. Для них все пройдет хорошо.
Франк. Нужно, чтобы они привыкли к детскому саду.
Мадам Лемаршан. Будьте спокойны, Франк.
Франк. Да.
Мадам Лемаршан. Дети ко всему привыкают. Ваши полюбят детский сад, как его любят все, кто туда ходит. Не они первые. Там есть игрушки и все необходимое. Никаких проблем, Франк. В подобных заведениях имеется неимоверное количество всевозможных игр и игрушек.
Франк. Да, игрушки.
Мадам Лемаршан. Я не хочу, чтобы Хильда мучилась по этому поводу. Франк, успокойте Хильду, не переживайте сами и поймите, что детский сад — это чудесная возможность.
Франк. Хильда спросит, сколько лет тем детям, которыми ей придется заниматься.
Мадам Лемаршан. Хильда спросит, сколько лет моим детям?
Франк. Да.
Мадам Лемаршан. Какая разница.
Франк. Хильда захочет знать.
Мадам Лемаршан. Двое близняшек трех лет от роду и полуторагодовалый малыш. А теперь, Франк, скажите за меня Хильде: До завтра, до завтра.
Франк. Да.
Мадам Лемаршан. Хильда, завтра, в девять. Я так взбудоражена, что завтра у меня появится это имя, Хильда. До свидания. Вы будете получать половину из рук в руки. Вы, Франк, а не Хильда. До свидания.
II
Мадам Лемаршан. Добрый день, Франк. Я хозяйка Хильды, работодательница Хильды, начальница Хильды, как вам больше нравится. Я принесла вам деньги, как договаривались. Мне было бы неприятно передавать вам, Франк, эти деньги вот так, вульгарно, на пороге, как проститутка сутенеру, как боевик руководителю операции. Посмотрите, деньги у меня. Две тысячи франков, вот, взгляните. Можно войти, Франк?
Франк. Да. Где Хильда?
Мадам Лемаршан. Хильда? Дома, конечно. У меня, естественно. А где бы вы, Франк, хотели, чтобы она была в три часа пополудни, как не у себя на работе? Хильда подсказала, что сегодня после обеда вы останетесь дома, и я воспользовалась этим, чтобы принести вам то, что должна.
Франк. Да.
Мадам Лемаршан. Две тысячи франков, половина жалованья Хильды за текущий месяц. Вот. Берите, Франк.
Франк. Спасибо.
Мадам Лемаршан. Вы такой же натянутый, суровый и холодный, как Хильда. А где ваши дети?
Франк. В детском саду.
Мадам Лемаршан. В детском саду, да, верно, забыла. Хильда мне об этом ничего не говорила. Хильда вообще немногое мне рассказывает. Я не так довольна ею, как ожидала, Франк. Хильда меня заметно разочаровывает.
Франк. А-а.
Мадам Лемаршан. Не спорю, Хильда вполне добросовестно выполняет свою работу. С этой точки зрения ее не в чем упрекнуть. Хильда появляется у меня ровно в девять, оставляет плащ и обувь в холле, облачается в свой халатик и туфли без задника, которыми я ее снабдила. Хильда довольно сухо со мной здоровается, потом поднимается на этаж, где находятся комнаты детей. Хильда по очереди будит каждого, не поцелуем, а слегка лаская им лобик и чуть-чуть пощипывая кончик носа. Она меняет подгузник малышу, одевает их, умывает, и все это почти без слов. Хильда ограничивается тем, что отвечает на вопросы, вежливо и безлично. Хильда улыбается, да, но как-то машинально, в ее улыбке нет ни тепла, ни нежности, причем только губами, ее взгляд пребывает где-то вдалеке. Она спускает все это крохотное общество вниз, пока я, все еще в халате, следую за ними в нескольких метрах, наблюдая за Хильдой. Она усаживает детей на кухне, отвернувшись, целиком сосредоточившись на кастрюлях, готовит им завтрак. Хильда боится, как бы не сбежало молоко, и, Франк, смотрит она именно на молоко и никогда на детей. Ссоры оставляют ее безразличной, ни крики, ни глупости не трогают у меня Хильду, Франк. Хильда подтирает пролитый шоколад, подбирает хлеб, аккуратно снимает пенку с молока, подтирает срыгнутое (мой младший часто срыгивает), чистит кастрюлю — безукоризненно, замечательно и словно онемев. Потом, все еще под моим незаметным наблюдением, Хильда отводит детей в салон, большой утренний салон, где дает им кубики и лего, и, слегка похлопав по голове, всегда одинаково, чисто формально и безо всякого интереса, покидает их, чтобы заняться хозяйством. Хильда поднимается, чтобы постелить постели, мою и детей. Я тут как тут, у нее за спиной, присматриваю, но Хильда делает вид, будто меня не видит, а может, ей и в голову не приходит показать, что она знает о моем присутствии. Хильда замечательно взбивает перины. Она первая из моих работниц, Франк, кто каждый день переворачивает мой матрас. Горничную вроде Хильды любой, кроме меня, назвал бы просто сокровищем. Ну а затем, Франк, естественно, пылесос, и одежда, и кормежка детей, и их дневное укладывание, и посуда, и полдник, и стекла, и паркет, все, о чем вы и без меня можете догадаться. Но к тому же и кое-что еще: Хильда постоянно отказывается от всего, что я ей предлагаю. Франк! Много ли вы знаете хозяек, которые, как я, искренне, от всего сердца, бескорыстно хотели бы выпить чашечку кофе в компании собственной служанки, усевшись вдвоем за кухонным столом, а то и стоя, Франк, привалившись мягким местом к стойке выдержанного, как у меня, в американском стиле бара, беседуя и посмеиваясь, словно две подруги? Мне, Франк, просто необходимы эти женские беседы, которые сближают умы и исподволь объединяют, сколь бы легкомысленными они ни были. Я хочу, чтобы Хильда была со мной наравне. Я хочу обедать с Хильдой и болтать с ней, когда, закончив одну работу, она еще не начинает следующую. В общем и целом, понимаете ли вы, Франк, что Хильда хочет быть всего-навсего прислугой? Она может стать моей подругой — кто из служанок отказался бы от этого? Хильда мною гнушается. Хильда предпочитает жрать, да, именно жрать, одновременно с детьми, стоя за их стульями, торопясь поскорее насытиться и с этим покончить, словно рабыня. Хильда меня оскорбляет, Франк. Благодарю, вот что она мне на все отвечает. Благодарю, и отходит в сторону. Я плачу Хильде, Франк. Я хорошо ей плачу и хорошо с ней обращаюсь. Почему она играет в рабыню? Хильда — моя служанка, моя работница, девушка на все руки, и в то же время моя подруга, если она на это согласна. Много ли вы знаете, Франк, в нашем городишке дам, которые хотели бы подружиться со своими работницами? Это счастье, это удача, когда к тебе так относятся. Почему Хильда меня отталкивает, Франк?
«Чероки» это роман в ритме джаза — безудержный, завораживающий, головокружительный, пленяющий полнозвучностью каждой детали и абсолютной непредсказуемостью интриги.Жорж Шав довольствовался малым, заполняя свое существование барами, кинотеатрами, поездками в предместья, визитами к друзьям и визитами друзей, романами, импровизированными сиестами, случайными приключениями, и, не случись Вероники, эта ситуация, почти вышедшая из-под его контроля, могла бы безнадежно затянуться.
Феррер, владелец картинной галереи в Париже, узнает, что много лет назад на Крайнем Севере потерпела бедствие шхуна «Нешилик», на борту которой находилась ценнейшая коллекция предметов древнего эскимосского искусства. Он решает отправиться на поиски сокровища, тем более, что его личная жизнь потерпела крах: он недавно разошелся с женой. Находки и потери — вот лейтмотив этого детективного романа, где герой то обретает, то теряет сокровища и женщин, скитаясь между Парижем, ледяным Севером и жаркой Испанией.
Равель был низкорослым и щуплым, как жокей — или как Фолкнер. Он весил так мало, что в 1914 году, решив пойти воевать, попытался убедить военные власти, что это идеальный вес для авиатора. Его отказались мобилизовать в этот род войск, как, впрочем, отказались вообще брать в армию, но, поскольку он стоял на своем, его на полном серьезе определили в автомобильный взвод, водителем тяжелого грузовика. И однажды по Елисейским Полям с грохотом проследовал огромный военный грузовик, в кабине которого виднелась тщедушная фигурка, утонувшая в слишком просторной голубой шинели…Жан Эшноз (р.
Сюжет романа представляет собой достаточно вольное изложение биографии Николы Теслы (1856–1943), уроженца Австро-Венгрии, гражданина США и великого изобретателя. О том, как и почему автор сильно беллетризовал биографию ученого, писатель рассказывает в интервью, напечатанном здесь же в переводе Юлии Романовой.
Первый роман неподражаемого Жана Эшноза, блестящего стилиста, лауреата Гонкуровской премии, одного из самых известных французских писателей современности, впервые выходит на русском языке. Признанный экспериментатор, достойный продолжатель лучших традиций «нового романа», Эшноз мастерски жонглирует самыми разными формами и жанрами, пародируя расхожие штампы «литературы массового потребления». Все эти черты, характерные для творчества мастера, отличают и «Гринвичский меридиан», виртуозно построенный на шпионской интриге с множеством сюжетных линий и неожиданных поворотов.
Если в двух словах, то «желание исчезнуть» — это то, как я понимаю войну.
С Вивиан Картер хватит! Ее достало, что все в школе их маленького городка считают, что мальчишкам из футбольной команды позволено все. Она больше не хочет мириться с сексистскими шутками и домогательствами в коридорах. Но больше всего ей надоело подчиняться глупым и бессмысленным правилам. Вдохновившись бунтарской юностью своей мамы, Вивиан создает феминистские брошюры и анонимно распространяет их среди учеников школы. То, что задумывалось просто как способ выпустить пар, неожиданно находит отклик у многих девчонок в школе.
Эта книга о жизни, о том, с чем мы сталкиваемся каждый день. Лаконичные рассказы о радостях и печалях, встречах и расставаниях, любви и ненависти, дружбе и предательстве, вере и неверии, безрассудстве и расчетливости, жизни и смерти. Каждый рассказ заставит читателя задуматься и сделать вывод. Рассказы не имеют ограничения по возрасту.
«Шиза. История одной клички» — дебют в качестве прозаика поэта Юлии Нифонтовой. Героиня повести — студентка художественного училища Янка обнаруживает в себе грозный мистический дар. Это знание, отягощённое неразделённой любовью, выбрасывает её за грань реальности. Янка переживает разнообразные жизненные перипетии и оказывается перед проблемой нравственного выбора.
Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.
Рассказ. Случай из моей жизни. Всё происходило в городе Казани, тогда ТАССР, в середине 80-х. Сейчас Республика Татарстан. Некоторые имена и клички изменены. Место действия и год, тоже. Остальное написанное, к моему глубокому сожалению, истинная правда.