Полночь: XXI век - [22]
Свидетель, сказал он. Какой такой свидетель? Пловчиха: Дама. Мать семейства. Достойная доверия. Она видела, как я положила халат на берегу у скалы, прежде чем идти купаться. Потом видела вас, вы подошли, подобрали его и унесли. Что вам еще нужно? Неужели вы думаете, что я бы осмелилась проникнуть сюда и предстать перед вами в полуголом виде, если бы оставалась хоть тень сомнений?
Вы правильно сделали, сказал Поль, затем: Особенно, что пришли не откладывая. Она: Почему вы так говорите? Потому что в принципе я должен быть уже мертв. Она: Кто вам сказал? Он: Врачи. Она: Когда они это сказали? Он: Чуть больше трех месяцев тому назад. Она: И сколько времени посулили? Он: Догадайтесь. Она: Ну да, конечно, очевидно, извините, я дура. Он: Ну да, то есть нет, давайте покороче, сантименты здесь ни к чему. Скажите, как вас зовут, и уходите.
Купальщица: Меня зовут Дебора Нардис. Поль: А ваш акцент? Откуда он? Она: Из глуши, из Небраски. Он: Отлично. А теперь, поспешите. Вас, наверное, ждут. Муж? Она: Да, но. Он: Но что? Она: А мой халат?
Ах да, сказал Поль, простите, совсем забыл. Сейчас его принесу. Хотя вряд ли. Я слишком устал. Прошу вас, сходите за ним сами. Вы не против? Он в ванной. Поднимаетесь по лестнице. Поворачиваете по коридору налево. Первая дверь направо.
Она начала подниматься по лестнице. Ему так хотелось. Обернуться. Чтобы на нее посмотреть. На ее ноги. На красивую спину. Не дал себе воли. Сдержался: Нашли? Да, прокричала она. Забрала.
Спустилась с. Остановилась рядом. Явно хотела ему сказать. Что-то добавить. Безутешные слова. А может, утешения. Не знаю, что именно. Терпение и смелость. Или еще не все потеряно. Что-то в таком духе. Или ничто никогда не потеряно.
Ну вот, а теперь идите, сказал Поль. И поспешите. Похоже, будет дождь. Она исчезла так же, как и явилась. На ее месте в рамке стеклянной двери Поль видел, как с берега подступает широкая, плоская пелена тумана.
Он встал с софы, чтобы, пользуясь моментом, дойти до террасы. Пользуйся моментом, подумал он. И чтобы встать, и чтобы идти. Софа это прекрасно, но все же. Когда-то же надо с нее сняться. Пусть ты даже стар и устал. И к тому же болен. И все у тебя болит.
Все-таки себя из софы вытянул и начал медленно цеплять шаг за шагом. Экономней, говорил сам себе. День не кончился. Если ты хочешь им еще воспользоваться. Какой прекрасный выдался денек. Смогу я сказать себе вечером. А пока, вперед.
Шаги следовали один за другим. Он почувствовал себя лучше. Заново осваиваясь со стоячим положением, с ходьбой. Замер на пороге террасы. Отсюда было лучше видно, что происходит на небе. На море надвигалась тьма. Опускалось ложное подобие ночи. Из глубины тумана его всеми цветами радуги расцветила вспышка, словно пламя взрыва в военном небе.
Отдыхающие складывали свои пожитки. Пляж опустел. Скоро станет пустыней. Люди спасались бегством. Поль представил себе, как пловчиха в своем сером халате катит обратно к мужу. Муж не муж, а она моя. Теперь она моя. Не преувеличивай. Дай сказать. Он размышлял, не оглянулась ли она, когда уходила, на виллу. То есть на меня. И стала моею. Пусть всего на мгновение. А мгновение для меня это теперь, не правда ли, все время.
Он не увидел своей купальщицы. Только вообразил, как она оборачивается, чтобы взглянуть на виллу, перед тем как исчезнуть за дюнами. Увидел другую. Другого рода. Другого силуэта. Как и следовало ожидать. Которая не купалась. Провела всю вторую половину дня за вязанием, приглядывая за малышами и всем остальным.
Полная, стало быть, дама. Хозяйка в доме. Дородная, с тонюсенькими конечностями. Траченная пятью беременностями. Сжимая в правой руке свернутое вязание. Уже успела одеться.
Стояла в длинной красной футболке и звала. Один из малышей, все еще в воде, отказывался оттуда выходить: Мы уходим. Выходи скорее. Сейчас пойдет дождь. Ну и что, прокричал ей малыш, я и так весь мокрый. И Поль услышал взрыв смеха.
Хорошо, малыш, сказал он, отлично. Я бы и сам мог так ответить. Впрочем, ты или я, ты и я, это почти одно и то же. Моя мать, твоя, каникулы на море, все это почти одно и то же. Совпадает. Это был я. Я тоже так ответил. Тоже не хотел уходить. И сверху начало капать.
Нет, Поль, не расхаживай. Сохраняй спокойствие. Лучше пойди ляг. Ох, оставь меня в покое. Я чувствую себя лучше. Не таким усталым. Держусь на ногах. Хочу пойти на пляж. Особенно хочу почувствовать на своей шкуре, как все эти часы зноя, часы духоты обернутся дождем. Хочу почувствовать его на своей шкуре. Мне нужно это, чтобы в него поверить.
Он вышел на террасу. Пока еще очень и очень редкие, тяжелые и теплые капли ударялись о ткань зонта, о плоские камни аллеи. Это порождало неведомые ритмы, глухие или глубокие звуки, но Поль, ударные, нет. Объяснять это было бы слишком долго. Впрочем, это никого и не интересовало. Надвинулась ложная ночь. Он вернулся обратно. Зашел в салон. Зажег все лампы. Он хотел оставить за собой свет. Страшно возвращаться в темный дом.
Зажег две большие парные лампы. Две вазы в голубых тонах в китайском стиле с прилаженными абажурами в виде просторных усеченных конусов. Предметы взирали друг на друга с противоположных концов софы. Превосходно перемежая цвета. Голубой фарфор. Слоновая кость абажуров. Маренго софы. Низенький столик с оттенками толченого кирпича.
«Чероки» это роман в ритме джаза — безудержный, завораживающий, головокружительный, пленяющий полнозвучностью каждой детали и абсолютной непредсказуемостью интриги.Жорж Шав довольствовался малым, заполняя свое существование барами, кинотеатрами, поездками в предместья, визитами к друзьям и визитами друзей, романами, импровизированными сиестами, случайными приключениями, и, не случись Вероники, эта ситуация, почти вышедшая из-под его контроля, могла бы безнадежно затянуться.
Сюжет романа представляет собой достаточно вольное изложение биографии Николы Теслы (1856–1943), уроженца Австро-Венгрии, гражданина США и великого изобретателя. О том, как и почему автор сильно беллетризовал биографию ученого, писатель рассказывает в интервью, напечатанном здесь же в переводе Юлии Романовой.
Феррер, владелец картинной галереи в Париже, узнает, что много лет назад на Крайнем Севере потерпела бедствие шхуна «Нешилик», на борту которой находилась ценнейшая коллекция предметов древнего эскимосского искусства. Он решает отправиться на поиски сокровища, тем более, что его личная жизнь потерпела крах: он недавно разошелся с женой. Находки и потери — вот лейтмотив этого детективного романа, где герой то обретает, то теряет сокровища и женщин, скитаясь между Парижем, ледяным Севером и жаркой Испанией.
Равель был низкорослым и щуплым, как жокей — или как Фолкнер. Он весил так мало, что в 1914 году, решив пойти воевать, попытался убедить военные власти, что это идеальный вес для авиатора. Его отказались мобилизовать в этот род войск, как, впрочем, отказались вообще брать в армию, но, поскольку он стоял на своем, его на полном серьезе определили в автомобильный взвод, водителем тяжелого грузовика. И однажды по Елисейским Полям с грохотом проследовал огромный военный грузовик, в кабине которого виднелась тщедушная фигурка, утонувшая в слишком просторной голубой шинели…Жан Эшноз (р.
Первый роман неподражаемого Жана Эшноза, блестящего стилиста, лауреата Гонкуровской премии, одного из самых известных французских писателей современности, впервые выходит на русском языке. Признанный экспериментатор, достойный продолжатель лучших традиций «нового романа», Эшноз мастерски жонглирует самыми разными формами и жанрами, пародируя расхожие штампы «литературы массового потребления». Все эти черты, характерные для творчества мастера, отличают и «Гринвичский меридиан», виртуозно построенный на шпионской интриге с множеством сюжетных линий и неожиданных поворотов.
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Светлая и задумчивая книга новелл. Каждая страница – как осенний лист. Яркие, живые образы открывают читателю трепетную суть человеческой души…«…Мир неожиданно подарил новые краски, незнакомые ощущения. Извилистые улочки, кривоколенные переулки старой Москвы закружили, заплутали, захороводили в этой Осени. Зашуршали выщербленные тротуары порыжевшей листвой. Парки чистыми блокнотами распахнули свои объятия. Падающие листья смешались с исписанными листами…»Кулаков Владимир Александрович – жонглёр, заслуженный артист России.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.