Полководец Дмитрий (Сын Александра Невского) - [19]

Оживился Мелентий, когда на переяславский стол уселся сын Невского, малолетний Дмитрий. В сей град и перебрался вновь Коврига: боярам самая вольготная жизнь при князе — младенце, никогда еще они не пребывали в таком покое. Ни войн тебе, ни ратных потех. Добро, когда князь под стол пешком ходит.

Но время — не столб, на одном месте не стоит. Когда Дмитрию миновало 12 лет, привольная жизнь бояр круто изменилась. Князь собрал старшую дружину, в кою всегда входили все бояре, и не погодам, твердо, по-взрослому заявил:

— Идем на Ливонию.

Мелентий рот разинул. Вот тебе и юнота! В лета не вошел, а уж за меч хватается. Ну да есть с кого пример брать, яблоко от яблони… Отец-то, Александр Ярославич, с отроческих лет начал о войне со свеями помышлять. А пять лет назад слух прошел, что Невский приказал князьям готовить в лесных урочищах тайные лесные дружины, а главной подручницей его стала ростовская княгиня Мария, коя указала ударить супротив басурман в вечевой колокол. И загуляла по городам и весям замятня!

Ныне, слава Богу, Ростово-Суздальская Русь угомонилась. Один молодой переяславский князек Дмитрий тормошится. Чу, опять на Ливонский орден надумал замахнуться. Ну и дурак! Куды уж ему с малой ратью на такую силищу? Кобыла с волком тягалась: один хвост да грива осталась. Не по зубам орешки. Чай, найдутся умные люди, кои юноту образумят…

Мелентий возвращался с покосов в Переяславль с десятком оружных послужильцев (с исстари у каждого боярина своя дружина).

По Никольской слободе встречу шла молодая девушка. Шла от журавля[31] с коромыслом на правом плече, — милолицая, гибкая, с пышной светло-русой косой, перевитой бирюзовой лентой; одета просто: холщовый сарафан, на ногах — поношенные чеботы[32] из грубой, необделанной телячьей кожи.

— Нет, ты глянь, братцы. Ступает, как лебедушка, даже вода в бадейках не колышется. Лепая жевка! — воскликнул один из послужильцев.

Мелентий (большой охотник женщин) вперил в девушку похотливый взгляд, вопросил:

— Чьих будешь?

Марийка остановилась), боярин!), подняла на Ковригу лучистые, сиреневые глаза.

— А ничьих, добрый господин.

— Как это ничьих? — недоуменно хмыкнул Мелентий. — Такого не бывает.

— Сирота она, боярин, — признал девушку статный, крутоплечий послужилец с черной, окладистой бородой.

— А ты откуда ведаешь, Шибан?

— Да уж ведаю, — плутовато крякнул в увесистый кулак послужилец и пояснил. — Дочка Палашки Гулены. Преставилась недавно. А мужа у Палашки никогда не было.

— Никак и ты с Палашкой баловался? — хихикнул Коврига.

— Грешен, боярин. Но то давненько было.

Мелентий еще раз внимательно оглядел Марийку и загадочно молвил:

— Авось, и помогу сиротинушке. А пока ступай.

Глава 10 МАРИЙКА И БОЯРИН

С новыми постояльцами жизнь Марийки пошла повеселей. Гришка Малыга хоть частенько и пропадал в питейной избе, но когда был трезвым с какой-то неуемной жадностью хватался за хозяйственные дела. У него поистине были золотые руки: первостатейный плотник, умелый кузнец, искусный печник, великолепный сапожник… Всё ладилось и спорилось у Гришки.

Марийка диву дивилась:

— Ну, просто клад твой супруг, тетя Авдотья.

— Если бы не винцо, цены бы такому мужику не было, — поддакнула Авдотья и тяжело вздохнула. — Но винцо его погубит. Он ведь, бывает, по целой неделе из запоя не выходит, как будто черт его к зелью толкает. Беда!

— Добро еще не буянит. Другие-то мужики, чуть хмель ударит, готовы всю избу разнести, да еще дерутся. Видела таких.

— Моего непутевого Бог миловал. Знай, песни горланит, да так, что вся слобода слышит. Во хмелю, он мухи не обидит. Проспится — и опять к бражникам.

— Да где он денег берет, тетя Авдотья?

— Сама дивлюсь. У него друзей полгорода. Кому он токмо не помогал. За вино на любую работу горазд. Беда!

— А заговор от винного запоя не пробовала? Сказывают, есть такие знахарки.

— Пробовала, доченька. Приводила одну ведунью. Мой-то мертвецки пьяным спал, а бабка над ним заговор шептала. В конце заверила: «Теперь питейную избу за версту будет обходить». А Гришка мой оклемался, шапку в охапку — и опять к бражникам ударился.

— Выходит, не каждая знахарка запой снимает.

— А я так мекаю: никакая. Кто с младых лет к винцу пристрастился, того, как горбатого, могила исправит.

И всё же Авдотья шибко не бранилась: супруг между запоями и двор подновил, и огород привел в порядок, и сена для коровы раздобыл.

И Гришка и Авдотья с первых же дней называли хозяйку дочкой. По нраву им пришлась Марийка. И на огороде старается, и к прялке быстро приноровилась, и корову доить наловчилась. (Не каждому чужому человеку буренка вымя даст).

Авдотья удовлетворенно высказывала:

— Не чаяла, что у Палагеи такая дочка работящая. Ты уж не серчай, но мать твоя никогда доброй хозяйкой не была. Прости ее, грешную, Господи. А ты с лица хоть и в Палагею, но честь свою блюдешь и на всякий труд спорая. Да хранит тебя Бог.

— Хранит, тетя Авдотья. Никто меня не обижает.

— Всегда бы так, да токмо будь усторожлива. Нельзя тебе одной по городу ходить. Мало ли худых людей.

— Ты это к чему, тетя Авдотья?

— А к тому, доченька. Красным девицам не принято без пригляду гулять. Другие-то и шагу ступить без отца или матери не могут. А ты, почитай, с малых лет одна одинешенька по улицам бегаешь. Опасись!