Полковник - [10]
«— …Все было гипертрофировано в Иване, ну буквально все, увеличено до предела, уже близкого к взрыву. Уже не идеалы были — идолы, где белизна как саван. «Физика из вас не получится», — помню, какому-то мэнээсу кричит по телефону. «Почему?» — «Да потому, что вы — болван!» А ведь, наверное, с живым человеком разговаривал. Нет, нет — нелегко все годы шла моя жизнь, нет, нелегко…»
Игорь Серафимович колдовал над чайником, разных травок добавлял-убавлял, длинный нос до половины в чайник засовывая. Прислушивался.
«— Как же я устала двадцать лет твердить эту роль. Хоть ты теперь послушай, Глеб.
— О чем?
— Бог мой! О том, что я не виновата, конечно. Право, можно подумать, что когда-то наступит Страшный суд и разведут всех на правых и виноватых. Так вот — я не виновата! И ты тоже.
— Благодарю…
— А-а-а, брось, Глеб, твой тон не к месту здесь. Действительно, мы не виноваты с тобою, а виновато… что-то другое… Ты не помнишь, ходил тогда такой смешной пароходик по реке, еще название такое смешное… две трубы пыхтят… в тот первый день мы с тобой плавали еще на нем…
— «Пчелка»?
— Во-во, «Пчелка» ж, «Пчелка», как это я забыла! Мы еще целый вечер тогда просмеялись над названием. Мы, помнится, тогда отчего-то такие смешливые были. От силы, что ли, от желания жить, жить. Торопились всё успеть, и театры, и концерты, и на пароходике вниз по течению на Нижний остров, и… всё никак не уставали, а? А ты знаешь, ты ведь тогда меня не любил… не-е… желать желал, а чтоб любить, то нет — а?
— Ну, Маша… ну какое это сейчас имеет значение, двадцать же лет прошло, и… потом, это ж в принципе, что в лоб, что по лбу…
— Ну, не скажи, мой друг, не скажи… ты ведь уже сегодня пил?
— Практически — нет, видишь: вот и сейчас налил точно по ободок обе рюмки. Глаз — ватерпас.
— Да-а-а… ты у меня молодец… ты у меня, Глеб, молодец… И за что же мы выпьем, дружок?
— За него… за нас… н-ну, прозит. — Всхлипнуло, булькнуло, проглотилось, Игорь Серафимович при этом непроизвольно облизнулся и неизвестно кому подмигнул, лицо вытянулось, ноздри трепетали, рот чуть приоткрылся, словно б он пытался определить, что за коньяк пили «гусики». — Хороший коньяк!
— Да, сначала обожжет… Хороший коньяк, ты прав, Глеб, — сначала обожжет, а теперь так хорошо… спокойно… В конце концов, в чем моя вина, если разобраться? Ведь в отношении Ивана я осталась совершенно такой же — я-то знаю это наверное. Он получал от меня то же самое, что и раньше, я так же выполняла свои обязанности, может, даже еще лучше. Странно, но мне всё кажется: меня вполне хватало на вас обоих, тем более что вы такие разные. Я стала как-то спокойнее, мудрее, добрее. Как знать, может, именно близость к обоим дала мне это ощущение счастья, а? Даже уверена в этом. Во всяком случае, что отдавала я тебе, ему совсем было и не нужно, и непонятно даже. Так что я даже и не знаю, в чем мне себя и винить… Ты что так смотришь на меня, ты что, до сих пор меня любишь?.. Или, может быть, ненавидишь, я грязная, да? Циничная, да?.. Хотя за что тебе меня ненавидеть, если разобраться, а? А может быть, одновременно и любишь и ненавидишь?
— М-м-м…
— А ты стал больше пить, Глеб. Скучно? Со мной?
— Скоро совсем перестану, наверное…
— Пора, давно пора…»
Игорь Серафимович вернулся в комнату и немного вернул ленту обратно:
«— А ты стал больше пить, Глеб. Скучно? Со мной?
— Скоро совсем перестану, наверное…
— Пора, давно пора…»
Еще раз прослушав отрывок, Игорь Серафимович выключил магнитофон и, откинувшись в мягком кресле, прикрыл надолго глаза. Дыхание его было ровным, глубоким, скорее всего, он задремал…
III
«Глеб, Мария, — шептал Иван Федорович. — Мария, Глеб, — шептал он в отчаянии, забылся только под утро, и то через пять минут просыпаясь и шепча: — Мария, Глеб… Мария…» И снится сон ему. Сначала дом как будто. Он входит, поднимается по лестнице, кажется, к знакомым надо ему зайти. И чем выше поднимается он, тем все меньше вокруг остается перил, стен, полов — опор, одним словом. Вообще одна стена остается, заглядывает он за нее — там пустота, а сам вроде бы лежит теперь он животом на этой стене, каменной воронкой уходящей так далеко вниз, что дух захватило. Как же ему теперь спуститься, когда еле-еле он, бедненький, равновесие на животе держит. Лицом вниз падать — в воронку каменную свалишься, ногами съехать — и того хуже: что там у него за спиной — лучше уж не оглядываться. И начинает он потихоньку из-под живота кирпич за кирпичом вытаскивать и отбрасывать подальше, и хоть работа эта тяжела, по сантиметру все же вниз он спускается. Спускается и все большей радостью охватывается… Все большей уверенностью и силой полнится. Хоть и понимает через чуткий сон свой, что и сила эта, и уверенность не ему — Ивану Федоровичу — принадлежит, а двоюродному племяннику Лёльке…
Паскаль, Эйнштейн, Лейбниц — кумиры мысли, где были вы, когда кудрявый, полноватый красавец Лёлька, в котором сто двенадцать килограммов, стукнул бутылкой по столу и крикнул на весь дом:
— Ну, вздрогнем, други!
Иван Федорович вздрогнул и проснулся. Тамара Сергеевна заглядывала в палату, улыбаясь, приложила пальчик к губам и исчезла. Ивану Федоровичу стало так легко, словно ее улыбка осветила безнадежно скучную шахматную партию. Когда вдруг радостно, непонятно и откуда заработает внезапно интуиция, подхватит, понесет и радостно замрет сердце. Теперь бери, не думая, любую фигуру, ходи — и это будет именно то, что надо. Кропотливый разбор позднее обязательно подтвердит это.
Юрий Александрович Тешкин родился в 1939 году в г. Ярославле. Жизнь его складывалась так, что пришлось поработать грузчиком и канавщиком, кочегаром и заготовителем ламинариевых водорослей, инструктором альпинизма и воспитателем в детприемнике, побывать в экспедициях в Уссурийском крае, Якутии, Казахстане, Заполярье, па Тянь-Шане и Урале. Сейчас он — инженер-геолог. Печататься начал в 1975 году. В нашем журнале выступает впервые.
Пристально вглядываясь в себя, в прошлое и настоящее своей семьи, Йонатан Лехави пытается понять причину выпавших на его долю тяжелых испытаний. Подающий надежды в ешиве, он, боясь груза ответственности, бросает обучение и стремится к тихой семейной жизни, хочет стать незаметным. Однако события развиваются помимо его воли, и раз за разом Йонатан оказывается перед новым выбором, пока жизнь, по сути, не возвращает его туда, откуда он когда-то ушел. «Необходимо быть в движении и всегда спрашивать себя, чего ищет душа, чего хочет время, чего хочет Всевышний», — сказал в одном из интервью Эльханан Нир.
Михаил Ганичев — имя новое в нашей литературе. Его судьба, отразившаяся в повести «Пробуждение», тесно связана с Череповецким металлургическим комбинатом, где он до сих пор работает начальником цеха. Боль за родную русскую землю, за нелегкую жизнь земляков — таков главный лейтмотив произведений писателя с Вологодчины.
Одна из лучших книг года по версии Time и The Washington Post.От автора международного бестселлера «Жена тигра».Пронзительный роман о Диком Западе конца XIX-го века и его призраках.В диких, засушливых землях Аризоны на пороге ХХ века сплетаются две необычных судьбы. Нора уже давно живет в пустыне с мужем и сыновьями и знает об этом суровом крае практически все. Она обладает недюжинной волей и энергией и испугать ее непросто. Однако по стечению обстоятельств она осталась в доме почти без воды с Тоби, ее младшим ребенком.
В сборник вошли рассказы разных лет и жанров. Одни проросли из воспоминаний и дневниковых записей. Другие — проявленные негативы под названием «Жизнь других». Третьи пришли из ниоткуда, прилетели и плюхнулись на листы, как вернувшиеся домой перелетные птицы. Часть рассказов — горькие таблетки, лучше, принимать по одной. Рассказы сборника, как страницы фотоальбома поведают о детстве, взрослении и дружбе, путешествиях и море, испытаниях и потерях. О вере, надежде и о любви во всех ее проявлениях.
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Некий писатель пытается воссоздать последний день жизни Самуэля – молодого человека, внезапно погибшего (покончившего с собой?) в автокатастрофе. В рассказах друзей, любимой девушки, родственников и соседей вырисовываются разные грани его личности: любящий внук, бюрократ поневоле, преданный друг, нелепый позер, влюбленный, готовый на все ради своей девушки… Что же остается от всех наших мимолетных воспоминаний? И что скрывается за тем, чего мы не помним? Это роман о любви и дружбе, предательстве и насилии, горе от потери близкого человека и одиночестве, о быстротечности времени и свойствах нашей памяти. Юнас Хассен Кемири (р.