Полковник Сабуров - [6]

«Выйдет, выйдет! — зло говорил он. - Выйдет!» Жизнь уходила из его тела, лицо его с каждой секундой белело, а страсть бушевала в его глазах так, как будто это лежал человек, которому предстояла жизнь, полная страстей, а не умирающий. «Так и не успели пожить по-человечески», — это были его последние слова. Потом он закрыл глаза и стиснул зубы. Еще пять минут он умирал молча, не проронив ни звука.

Именно эту смерть вспомнил сейчас полковник. И безумный страх перед всем, что осталось позади, охватил его.

Она же, лежа на его руках, вспоминала совсем другое, а в сущности, то же самое, что и он. Ей тоже представлялась в эту секунду вся их трехлетняя разлука как одно огромное поле, где стреляют. А он идет. Стреляют, а он идет. Стреляют, а он идет. И так вся жизнь все эти три года. И оттого, что она лежала сейчас на его руках, ей казалось, что вот так же на его руках она была все эти три года, и вот так он шел, держа ее на руках, и в него стреляли, а он шел.

Это было ужасно себе представить: эту землю, изрытую залитыми грязной водой воронками, скошенную осколками траву, зарывшиеся в землю ржавые осколки железа, из которых каждый мог быть убийцей, обрывки чего-то непонятного, и кусок кровавого бинта, застрявшего на стебельке осоки, и брошенный и вмятый в землю противогаз, — и мимо всего этого и по всему этому идет он с ней на руках. Идет год. Идет два. Идет три.

Капля дождя упала ей на лицо. Она открыла глаза, посмотрела вниз, под обрыв, и, увидев узкую серую реку, протекавшую там, спросила, как называется эта река.

— Эльба, — сказал он.

— Эльба, — повторила она. - Эльба, — словно запоминая это слово. - Почему здесь? Почему в дождь? И почему так хорошо? А?

«Почему так хорошо? — мысленно повторил он и понял, что она спросила о самом главном. - В самом деле, почему Эльба? Почему в дождь? И почему так хорошо?»

И вдруг он понял все, что происходило с его душой в последнее время, в последние дни и сегодня. Он понял, почему командующий показался ему сегодня постаревшим и усталым, почему сегодня усталым и постаревшим показался себе он сам, почему было тяжело на душе, почему все было как-то не так, как хотелось.

Просто с ним не было этой женщины, которую он держал сейчас на руках, и не было ее год назад, и не было вчера, и не было даже сегодня утром.

А сейчас она была. И все окружающее менялось от этого с необыкновенной, сумасшедшей быстротой. И молодость, как многолетний цветок, после нестерпимого холода разлуки снова распускалась в его душе.

Многолетний цветок!.. Он вдруг с удивительной ясностью вспомнил какой-то зимний день много лет назад, когда он среди зимы приехал на ту дачу, где жил летом. Около веранды из-под невысоких сугробов торчали обветренные зачерствевшие стебли многолетних цветов. Они торчали из-под снега, почерневшие, сухие, казалось невозвратимые к той летней жизни.

Как странно было представить себе, что летом с ними случится необычайное: они зацветут. И как в то же время это непременно должно было случиться. Так же непременно, как непременно то, что после зимы наступает весна.

«Красная звезда», 19-20 февраля 1946 г.