Полковник Сабуров - [5]

Шрифт
Интервал

— Ну, что же, будем ужинать, — вдруг сказал он обыкновенным голосом, вынул из кармана платок, аккуратно вытер глаза и снова положил в карман.

— Хорошо, будем ужинать, — сказала она так же просто.

Они сели за огромный стол, на одном конце которого был накрыт холодный ужин на двоих. Стояло несколько бутылок вина с пестрыми иностранными этикетками и целый набор хрустальных рюмок. Петя хотел щегольнуть богатством сервировки. У прибора полковника лежали странно выглядевшие среди всего этого нож и вилка с потертыми черными деревянными черенками.

— Неужели до сих пор целы? — спросила жена, осторожно, двумя руками, как реликвию, взяв ножик и разглядывая его.

— Целы, — сказал он, — конечно. А вот видишь это? Помнишь?

И он показал на стоявшую среди хрусталя стеклянную водочную стопку с полустершимся золотым ободком.

— Помнишь?

— Помню.

— Ну, какого тебе налить, красного или белого?

— Не знаю, — сказала она, глядя на него. - Все равно. Как хочешь.

И пока он наливал ей какого-то вина, она продолжала смотреть на него, не отрывая глаз от его лица. Его рука с бутылкой задержалась в воздухе.

— Что, переменился? — спросил он.

— Не знаю, — сказала она тем же тоном, каким отвечала на его вопрос о том, налить ли ей красного или белого вина. — Я просто смотрю на тебя.

— Смотришь и что думаешь?

— Ничего не думаю, просто смотрю.

Она говорила правду. Она в самом деле ничего не думала в этот момент. Просто сейчас в эти секунды его лицо приближалось к ней через тысячи километров расстояния, через тысячу дней разлуки, с той ужасной, щемящей и сладостной скоростью, с какой приближается земля к садящемуся на нее самолету.

И когда это лицо приблизилось так, что исчезло между ними все пространство, приблизилось так, что она могла дотронуться до него рукой, она протянула руку и через стол, как слепая, провела пальцами по его лицу, раз и другой.

Да, это было оно, его лицо.

— Что ты? — спросил он.

— Ничего, — сказала она, еще раз провела пальцами по его лицу и продолжала смотреть на него, нащупывая другой рукой на столе рюмку.

— Ну, что же, выпьем.

Они залпом выпили по рюмке вина, не разобрав его вкуса.

— Очень хорошее вино, — механически сказал он неизвестно откуда взявшуюся фразу.

— Да, да, очень, — сказала она.

— Я тебе положу этого салата, — сказал он.

— Да, да, конечно.

Он положил салат на тарелку ей, потом себе, но они оба не притронулись к еде и продолжали сидеть молча.

Теперь он так же безотрывно, как только что она на него, глядел на нее, на ее лицо, и оно приближалось к нему так же точно, как за минуту до этого приближалось к ней его лицо, и они по-прежнему оба молчали.

— Очень пыльно было в машине, — сказала она и кончиками пальцев потерла себе висок и показала ему пальцы.

На них в самом деле был налет пыли, и он только сейчас заметил, что платье ее было совсем пыльное.

— Нет, я не хочу есть.

Она отодвинула от себя тарелку и приподнялась.

— Я хочу помыться. Хорошо?

— Хорошо.

— Где это? — она вопросительно взглянула на него.

— Внизу.

Он взял ее за руку так, как берут детей, и пошел впереди, ведя ее за собой. Они спустились по лестнице. Он уже хотел повернуть по коридору налево, туда, где была ванна, но она остановилась.

— Смотри, — прижавшись к оконному стеклу, сказала она, — дождь.

В самом деле, на темном стекле были видны капельки дождя.

— Да, дождь.

— Дождь, — повторила она. - Пойдем скорей.

— Что? Куда пойдем? — спросил он.

— Туда, на воздух.

Теперь они переменились ролями, и она тянула его за руку. Они вышли из дома и по каменной лестнице спустились в прилегавший к дому парк. Накрапывал тихий и теплый дождь.

— Пойдем, — сказала она.

— Куда?

— Тут где-нибудь есть скамейка, я хочу посидеть. Есть?

— Есть, — сказал он.

— Ну, пойдем. Где это?

Они быстро пошли по усыпанной гравием дорожке, свернули на другую и наконец подошли почти к самому концу парка, где над обрывом, спускавшимся к реке, стояла низкая чугунная скамейка.

— Вот сюда, сюда, скорее, сядем, — лихорадочно сказала она.

Он вдруг, как ребенка, подхватил ее на свои большие руки, притянул к себе и не выпуская сел на скамью. Он не шевелился, не целовал ее, а только одним сильным лихорадочным движением прижал к себе и затих, уткнув свою голову в ее волосы.

И вдруг им сразу, одновременно обоим, стало страшно: того, что было сейчас, могло не быть. Но каждый из них подумал об этом страшном по-разному и разное вспомнил в эту минуту.

Он вспомнил, как под Орлом у него на руках умирал его замполит, человек, которого его жена хорошо знала, но о смерти которого он не написал ей и еще не успел рассказать. Замполит умирал от смертельной раны в грудь. У него было разорвано легкое, и слова выходили из горла вместе с пеной и кровью. Он ужасно страдал физически, но его душевные страдания заставляли его забывать о боли — настолько они были сильнее и ужаснее. Ускоряя свою смерть, он повторял запекшимися губами одно за другим яростные слова, не похожие ни на одно из тех слов, которые он говорил обычно.

За два дня до этого он получил письмо от жены, которую уже год как считал мертвой. Теперь он умирал и говорил о ней. Он говорил, как ее любит, как он соскучился, как он хочет ее видеть. Он говорил, как они познакомились, как любили друг друга и как он не может вынести мысли, что она когда-нибудь выйдет замуж за другого.


Еще от автора Константин Михайлович Симонов
Живые и мертвые

Роман К.М.Симонова «Живые и мертвые» — одно из самых известных произведений о Великой Отечественной войне.«… Ни Синцов, ни Мишка, уже успевший проскочить днепровский мост и в свою очередь думавший сейчас об оставленном им Синцове, оба не представляли себе, что будет с ними через сутки.Мишка, расстроенный мыслью, что он оставил товарища на передовой, а сам возвращается в Москву, не знал, что через сутки Синцов не будет ни убит, ни ранен, ни поцарапан, а живой и здоровый, только смертельно усталый, будет без памяти спать на дне этого самого окопа.А Синцов, завидовавший тому, что Мишка через сутки будет в Москве говорить с Машей, не знал, что через сутки Мишка не будет в Москве и не будет говорить с Машей, потому что его смертельно ранят еще утром, под Чаусами, пулеметной очередью с немецкого мотоцикла.


Последнее лето

Роман «Последнее лето» завершает трилогию «Живые и мертвые»; в нем писатель приводит своих героев победными дорогами «последнего лета» Великой Отечественной.


Русские люди

«Между 1940 и 1952 годами я написал девять пьес — лучшей из них считаю „Русские люди“», — рассказывал в своей автобиографии Константин Симонов. Эта пьеса — не только лучшее драматургическое произведение писателя. Она вошла в число трех наиболее значительных пьес о Великой Отечественной войне и встала рядом с такими значительными произведениями, как «Фронт» А. Корнейчука и «Нашествие» Л. Леонова. Созданные в 1942 году и поставленные всеми театрами нашей страны, они воевали в общем строю. Их оружием была правда, суровая и мужественная.


Солдатами не рождаются

События второй книги трилогии К. Симонова «Живые и мертвые» разворачиваются зимой 1943 года – в период подготовки и проведения Сталинградской битвы, ставшей переломным моментом в истории не только Великой Отечественной, но и всей второй мировой войны.


Дни и ночи

1942 год. В армию защитников Сталинграда вливаются новые части, переброшенные на правый берег Волги. Среди них находится батальон капитана Сабурова. Сабуровцы яростной атакой выбивают фашистов из трех зданий, вклинившихся в нашу оборону. Начинаются дни и ночи героической защиты домов, ставших неприступными для врага.«… Ночью на четвертый день, получив в штабе полка орден для Конюкова и несколько медалей для его гарнизона, Сабуров еще раз пробрался в дом к Конюкову и вручил награды. Все, кому они предназначались, были живы, хотя это редко случалось в Сталинграде.


Разные дни войны (Дневник писателя)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Из боя в бой

Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.


Погибаю, но не сдаюсь!

В очередной книге издательской серии «Величие души» рассказывается о людях поистине великой души и великого человеческого, нравственного подвига – воинах-дагестанцах, отдавших свои жизни за Отечество и посмертно удостоенных звания Героя Советского Союза. Небольшой объем книг данной серии дал возможность рассказать читателям лишь о некоторых из них.Книга рассчитана на широкий круг читателей.


Побратимы

В центре повести образы двух солдат, двух закадычных друзей — Валерия Климова и Геннадия Карпухина. Не просто складываются их первые армейские шаги. Командиры, товарищи помогают им обрести верную дорогу. Друзья становятся умелыми танкистами. Далее их служба протекает за рубежом родной страны, в Северной группе войск. В книге ярко показана большая дружба советских солдат с воинами братского Войска Польского, с трудящимися ПНР.


Страницы из летной книжки

В годы Великой Отечественной войны Ольга Тимофеевна Голубева-Терес была вначале мастером по электрооборудованию, а затем — штурманом на самолете По-2 в прославленном 46-м гвардейским орденов Красного Знамени и Суворова III степени Таманском ночных бомбардировщиков женском авиаполку. В своей книге она рассказывает о подвигах однополчан.


Гепард

Джузеппе Томази ди Лампедуза (1896–1957) — представитель древнего аристократического рода, блестящий эрудит и мастер глубоко психологического и животрепещуще поэтического письма.Роман «Гепард», принесший автору посмертную славу, давно занял заметное место среди самых ярких образцов европейской классики. Луи Арагон назвал произведение Лапмпедузы «одним из великих романов всех времен», а знаменитый Лукино Висконти получил за его экранизацию с участием Клаудии Кардинале, Алена Делона и Берта Ланкастера Золотую Пальмовую ветвь Каннского фестиваля.


Катынь. Post mortem

Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.