Полковник Кварич - [100]

– Только пикни, и ты мертва, – свирепо прошипел Квест. – Впрочем, какая разница, – добавил он, вспомнив, что в ревевшей за окнами буре, чтобы быть услышанным, крик должен быть поистине громким.

– Что ты собрался сделать? – наконец прошептала она. – Что ты собрался сделать с этим револьвером? И откуда ты взялся?

– Я взялся из ночи, – ответил он, поднимая оружие, – из ночи, в которую ты уйдешь.

– Ты собрался убить меня? – она застонала, приближая к нему свое ужасное лицо. – Я не хочу умирать. Я боюсь смерти. Это будет больно, я же была такой гадкой. Ты ведь не убьешь меня?

– Да, я тебя убью, – ответил он. – Я сказал тебе несколько месяцев назад, что убью тебя, если ты посмеешь приставать ко мне. Теперь ты погубила меня, и мне ничего не осталось, кроме смерти, значит, умрешь и ты, злодейка.

– О нет! Нет! Нет! Только не это! Я была пьяна и не понимала, что делаю… этот человек привел меня туда, а у меня забрали все мои вещи, и я голодала… – И она безумным взглядом обвела пустой вагон в надежде обнаружить помощь, но, увы, кроме них там никого не было. Она была одна, наедине со своей судьбой.

Она соскользнула на пол вагона и обняла его колени. Корчась от ужаса на полу, она хриплым голосом молила его о пощаде.

– Ты ведь когда-то целовал меня, – прошептала она. – Ты не можешь убить женщину, которую целовал много лет назад. О, пощади, пощади меня!

Он стиснул зубы и приставил дуло пистолета к ее голове. Тигрица вздрогнула, и он услышал, как стучат ее зубы.

Он не мог этого сделать. Он должен отпустить ее, бросить на произвол судьбы. В конце концов, больше, чем она навредила ему, она уже не навредит, а до того, как завтра вечером сядет солнце, он будет уже далеко. Рука с револьвером опустилась, и он с ненавистью, смешанной с чем-то вроде жалости, посмотрел вниз, на жалкую змею в человеческом обличье, что извивалась у его ног.

Она поймала его взгляд, и ее чувства, обостренные неминуемой гибелью, уловили смену его настроения. По крайней мере, на этот миг он смягчился. И пока он колеблется, она может справиться с ним – он никогда не был сильным человеком! Но револьвер…

Медленно, продолжая стонать и умолять, она поднялась на ноги.

– Да, – сказал он, – молчи, пока я думаю, стоит ли пощадить тебя, – и он наполовину отвернулся от нее. На мгновение ничего не было слышно, кроме завывания ветра и стука колес.

Это был ее шанс. Вся ее природная свирепость стократно усилилась внутри нее, подпитываемая инстинктом самосохранения. Внезапным ударом она выбила револьвер из его руки, и тот упал на пол вагона. В следующий миг с диким воплем она, словно дикая кошка, набросилась на Квеста, пытаясь схватить его за горло. Нападение было столь внезапным, что ее длинные худые руки впились ему в горло прежде, чем он понял, что произошло. Он схватил ее за талию, но она потащила его назад, на себя. Будучи тяжелее из них двоих, она тащила его, пока они, наконец, не врезались в дверь вагона.

И та открылась! О Боже, изношенная защелка не выдержала! С воплем отчаяния они вместе вылетели в ночь, в свирепствующую бурю, и вместе, пролетев шестьдесят футов, упали в черную реку внизу. И вместе погрузились в водные глубины, в бездну смерти. Поезд между тем летел дальше, дул сильный ветер, и ночь была такой же, как раньше. Но там, в черной воде, хотя в ее пучинах не было ни единой звезды, которая бы увидела их, там, переплетясь в смерти, как когда-то их судьбы переплелись в жизни, по-прежнему глядя друг на друга остекленевшими глазами, полными ненависти и ужаса, два тела перекатывались снова и снова, пока безмолвно мчались к морю.

Глава XXXVII Сестра Агнес

Прошло десять дней. Трагедия эхом прокатилась по всей стране. Были написаны бесчисленные статьи и абзацы в бесчисленных статьях, и на их основе были построены бесчисленные теории. Но эхо уже начало угасать. Оба актера этого страшного события были мертвы, и не предвиделось никакого суда, способного поддержать угасающий интерес публики.

Два трупа, все еще сжимавших друг друга в объятиях смерти, были найдены на берегу, на глинистой отмели. Было проведено дознание, по которому был вынесен открытый вердикт, и тела похоронили. Произошли другие события, газеты заполнили сообщения о новых трагедиях, и дело провинциального адвоката, запятнавшего себя двоеженством, и вместе со своей законной женой нашедшего трагический и таинственный конец, стало забываться.

В Бойсингеме и всей округе многие сочувствовали Белль, которую люди по-прежнему называли миссис Квест, хотя она не имела права на это имя. Она воспринимала это сочувствие холодно и вела уединенную жизнь. Как только смерть ее предполагаемого мужа полностью подтвердилась, Белль открыла его сейф (ибо он оставил ей ключи на туалетном столике) и обнаружила там завещание и другие бумаги, включая договоры на передачу закладных, в пояснительной записке к которым мистер Квест говорил, что она не может претендовать на них. Согласно закону, она не имела на них права, даже если бы захотела оставить их себе, ибо они были вымогательством вырваны у ее бывшего возлюбленного под угрозой судебного иска.