Полковник Коршунов - [46]

— Шашки к бою! — крикнул Коршунов. — Марш-марш!

Пограничники пустили лошадей. Боевые кони чуяли рубку. Коршунов, летя впереди отряда, видел, как справа и слева скакали красноармейцы. Возбуждение преобразило их измученные, обмороженные лица. Они молчали. Лошади стлались по земле, обгоняли друг друга.

Привстав на стременах, подняв клинки, скакали пограничники. На секунду Коршунову все они показались странно одинаковыми, будто это не разные люди, а одна лошадь и один всадник, повторенные десятки раз.

«Хорошо идут», — отчетливо подумал Коршунов.

Пограничники опередили басмачей из ущелья, налетели на басмачей, бившихся с отделением Лобова и смяли их. Несколько минут ничего не было видно. Сшибаясь, лошади взрывали копытами песчаную землю, и пыль смешалась с дымом выстрелов.

Коршунов не рубил, шашку держал почти опустив и руку прижимал к бедру. Его конь налетел на какую-то рыжую лошадь, и лошадь упала и исчезла в пыли. Потом, совсем близко, справа, Коршунов увидел оскаленную морду лошади и голову басмача в желтой меховой шапке. У басмача были маленькие, красные, косые глазки. Коршунов наотмашь ударил шашкой.

Жеребец вынес Коршунова и скакал прямо вперед по долине. Коршунов оглянулся и снова увидел с обеих сторон фигуры скачущих красноармейцев. Впереди убегали басмачи. Они поворачивали лошадей и гнали к ущелью. Пограничники настигали их. Коршунов видел, как красноармеец подскакал к басмачу, басмач выстрелил, промахнулся, красноармеец коротко махнул шашкой, и басмач упал на шею своей лошади. Красноармеец несся дальше. Другой басмач остановился, и бросив ружье, поднял вверх руки, и красноармеец пролетел мимо него, в воздухе махнув клинком. Басмачи сдавались. Только горсточка, ничтожная часть банды успела уйти в ущелье.

Коршунов сдержал своего жеребца и шагом поехал обратно, к середине долины.

Спе́шившиеся пограничники с винтовками наперевес окружали толпу басмачей. Иванов, командир взвода, обходил басмачей и обыскивал, отбирая у них оружие. Сваленные в кучу, лежали рядом старинные мултуки[34] и английские винтовки, клычи и маузеры. Со всех сторон долины небольшими группами съезжались пограничники, ведя пленных. Лошади шли очень медленно, низко опустив головы. Усталые люди сонно покачивались в седлах. У победителей был почти такой же измученный вид, как у побежденных.

Пленные басмачи садились на корточки, прямо на землю. Они молчали. Раненым пограничники давали бинты. Среди пограничников тоже были раненые. Суббота перевязывал руку молодому красноармейцу. У самого Субботы была завязана голова.

Проезжая мимо, Коршунов спросил:

— Сильно, товарищ Суббота?

— Да нет же, — улыбнулся Суббота. Лицо его было перепачкано, кровь засохла на скулах.

Коршунов подъехал к Иванову.

— Товарищ командир… — начал Иванов.

— Где Лобов? — перебил Коршунов.

Иванов молчал.

— Где Лобов? — Коршунов оглядывался по сторонам.

— Товарищ командир, товарищ Лобов…

Коршунов вдруг почувствовал такую усталость, что испугался, сможет ли сам слезть с лошади. С трудом он вынул ногу из стремени; напрягая все силы, приподнялся и тяжело, почти падая, опустился на землю.

— Где он лежит, товарищ Иванов? — сказал Коршунов и сам не узнал своего голоса.

5

Убитых пограничников было трое: красноармеец Петров Николай; красноармеец Охрименко Степан; помкомандира мангруппы[35] Лобов Степан.

Три тела лежали рядом на склоне холма.

Лобов лежал посредине. Его голова была повернута направо, и левая щека лежала на камне. Он был без шапки. На затылке волосы слипались от крови. Лицо Лобова было спокойно.

Коршунов нагнулся и притронулся к правой руке Лобова. Рука была сжата в кулак. Рука была совсем холодная и показалась Коршунову странно твердой, словно каменной.

Коршунов выпрямился и, кутаясь в бурку, быстро пошел прочь. Не оборачиваясь, он сказал Иванову:

— Документы и вещи убитых соберете и передадите мне.

Он думал о Лобове. Никак не укладывалось в сознании, что нет больше Степана Лобова. Нужно заставить себя привыкнуть к тому, что Лобов убит.

А он еще хотел выругать Лобова за нарушение приказания, за атаку… Нет Степана. Убит Степан.

Коршунов направился к тому месту, где сидели пленные басмачи. Шашка путалась в ногах. Он короче подтянул ремень и придержал шашку. Нога болела. Коршунов сильно хромал.

Басмачи встали, когда он подошел. Коршунов сел на землю, и басмачи тоже сели. Подошел Иванов, передал Коршунову пачку документов и доложил об отданных приказаниях. Все было в порядке. Дозоры расставлены, лошадям дан корм. Бойцы раскладывали костры. В долине отряд оставался на ночь.

Сверху в пачке документов лежала красная книжечка — партийный билет Степана Лобова.

Коршунов обернулся к басмачам:

— Кто из вас Аильчинов Асан?

Басмачи молчали.

— Курбаши пусть назовутся сами. — Коршунов говорил по-киргизски.

Басмачи молчали.

— Исакеев Кадрахун, Аильчинов Асан, Кулубеков Джамболот, — Коршунов медленно называл имена вожаков банды. Глухая злоба росла в нем. Чтобы сдержаться, он нарочно сильно двинул больной ногой и сморщился от боли.

Басмачи молчали. Вдруг из-за спин сидящих впереди встал киргиз в изодранном халате, без шапки, с завязанной головой. Ему было лет двадцать пять. Красивое круглое лицо его было обезображено: у него не было левого глаза, и левую щеку пересекал широкий шрам.