Полька – тройка - [33]
Андрей помолчал, задумчиво посмотрел на несущиеся мимо дома.
– Ну, а как дела… в плановом отделе?…
– В плановом? А какие у них дела? Планируют чего-нибудь, наверно.
Андрей смутился:
– Ладно… Вот закуривай. Твои любимые, "Краснопресненские". Бери всю пачку.
– Да чего вы мне даете, Андрей Николаевич? Это же духи.
– А, черт… – Андрей поспешно убрал коробочку в карман и вынул сигареты. – Ты зачем приехал, Вася? Что, я сам не добрался бы? И вообще, как ты узнал, что я приезжаю?
– Ваша мамаша звонила. А потом, моя работа такая – чтобы начальство пешком не ходило.
Дома Андрей умылся, наскоро выпил чай и, уже надевая пальто, спросил у матери:
– С работы никто не звонил?
– С работы – нет. От Михаила Петровича вчера звонили. Секретарша. Спрашивала, когда ты из командировки вернешься,
– От Михаила Петровича?…
Андрей закрыл дверь, быстро спустился по лестнице, но у машины помедлил: постоял на панели, закурил. Может, прямо и поехать к Михаилу Петровичу? Но он же не звал. Вася плавно тронул "Волгу", и снова навстречу поплыл утренний город, освещенный неярким сентябрьским солнцем. Михаил Петрович так просто звонить не станет.
Многое в жизни Андрея Коробкова было связано с Михаилом Петровичем, хотя встречались они всего несколько раз. Впервые Андрей увидел его, когда поступил учеником на Металлический завод. Кузнечный цех подавил Андрея, ослепил, оглушил. Он так и застрял на пороге, прижав руку к груди и приоткрыв рот. Над головой скользила громада мостового крана, неся в цепких лапах раскаленную болванку. Впереди, поджидая добычу, щелкали челюстями тяжелые механические молоть; на пультах вспыхивали синие, красные, зеленые лампочки, трещали звонки, крутились в светлой паутине невидимые лопасти вентиляторов; слитный гул наполнял помещение, а под ногами вибрировал цементный пол – было от чего раскрыть рот.
– Послушай, парень, ты чего это мусоришь здесь?
Андрей и сам не заметил, как уронил свой завтрак – целлофановый мешочек с бутербродами.
Долговязый худой мужчина легко нагнулся, поднял бутерброды. На его смуглом лице необычными казались очень светлые глаза.
– Держи крепче. Первый день работаешь?
– Еще не начал. К мастеру надо…
– Правильно, иди вон в ту конторку. – Мужчина шутливо ощупал мускулы и плечи Андрея, дал ему тумака в спину. – Годишься в кузнецы. Главное – не робей. Кузнец должен быть смелым. – И ушел быстрыми, шагами.
Андрею сразу стало как-то спокойней. Он пошел по цеху, огляделся и на этот раз увидел не только машины, но и людей. Из кабины крана выглядывала румяная курносая девчонка; она что-то крикнула сверху, засмеялась и подмигнула Андрею. Механическим молотом управлял ловкий парень; из-под его кепки лихо торчал чуб "Намного ли он старше меня?" – подумал Андрей. Ему стало весело. Он покрепче зажал под мышкой завтрак – не то опять уронишь – и решительно открыл дверь застекленной конторки.
Так началась трудовая биография Андрея Коробкова.
Однако скоро выяснилось, что получить механический молот и управлять им, лихо выпростав чуб из-под кепки, совсем не просто.
– Так я и доверил тебе машину, держи карман шире, – сердито сказал мастер Тройной Прокоп (так его прозвали за то, что он был Прокофий Прокофьевич Прокофьев). – Скажи, можешь ты, к примеру, обкатать болт или там загнуть простую стремянку для рессоры, а?… То-то и оно! Нет, брат, прежде чем стать кузнецом, попрыгай-ка ты кузнечиком.
И пришлось Андрею заглянуть в допотопный горн, стать сначала учеником, а потом подручным к наковальне, взять в руки кувалду. Все это показалось Андрею обидным: за стеной передовая техника, а тут – бадья с грязной водой, доисторические клещи, закоптелое окно, как в деревенской кузне, – тьма веков! Для того ли десять классов кончил? Но вредный настырный мастер все не унимался. И постепенно Андрей втянулся в работу. А мастерить нестандартные поковки для инструментального цеха даже понравилось. Подумать только, ведь из этих железок впоследствии получится инструмент – "главное оружие рабочего класса", так говорил Тройной Прокоп.
– Тут аккуратность и точность нужна. И способность видеть в заготовках будущий инструмент. Ты умеешь видеть? Будешь и дальше работать по этой части. И не бурчи у меня!…
Андрей больше не бурчал и не обижался на мастера; механический молот уже не манил его. Про себя решил: стану инструментальщиком. Хоть сто лет проучусь, а стану! Долговязого мужчину, встретившего его впервые в цехе (Андрей теперь уже знал, что это парторг завода – Михаил Петрович), он однажды увидел снова в застекленной конторке. Михаил Петрович спорил там из-за каких-то чертежей.
Мастер горячился, ругался, сердито сыпал пепел из трубки на свой промасленный халат.
– Да что вы пристали, ей-богу! В бирюльки мы здесь играем, что ли? У меня же план, программа. Так я и пошел на эту удочку, держи карман шире!
А Михаил Петрович смотрел на мастера своими светлыми глазами и говорил спокойно:
– Однако вы попробуйте, попробуйте все-таки. Ведь не зря же ребята головы ломали. А что чертежи не слишком грамотны, это не беда, главное – мысль.
Все нравилось Андрею в этом человеке: и его светлые глаза, и спокойный голос. Мастер шумит, разоряется, даже кулаком по столу стукнул три раза – вот уж действительно Тройной Прокоп, – а Михаил Петрович все твердит, не повышая голоса:
