Полька - [30]
— Надо же за собой следить. — Он появляется на пороге ванной, похожий на небрежно накрашенного трансвестита.
— Что это за крем?
— Ну, из газеты, рекламный, пробная упаковка.
— Это же основа для макияжа.
— Там было написано: «питает кожу, увлажняет».
— Иди умойся, — говорю ему, словно вульгарно накрасившейся девчонке. Да здравствует равенство?
В четыре темно, хотя еще не вечер. Тучи загустевают в сумерки, замораживаются на зиму.
Пани Фишер: «Домбровский (тот самый, знаменитый, из гимна «марш, марш, Домбровский, с земли польской…»[43]) плохо, едва-едва говорил по-польски».
Изобретение, достойное беременной женщины: к дверной ручке можно привязать веревочку, тогда не придется вылезать из ванны, чтобы захлопывать дверь, которую я поначалу открываю из-за духоты.
Около двух или трех ночи шум. Пьяный Хеллоуин: на тротуаре девочки в мини, на каблуках, с розовыми дьявольскими рожками — шатаются, их рвет.
— Праздник Всех Святых скоро прикажет долго жить. Старики, заботящиеся о кладбищах, однажды там и останутся, а в секуляризованных церквах в этот день будут устраивать rave party[44], — злорадно замечает Петушок.
Болтаем до пяти. Я ворочаюсь с боку на бок, внутри что-то булькает. Очень хочется лечь на живот. Но, говорят, тогда сдавливается брюшная аорта, и ребенок получает меньше кислорода. Переворачиваюсь на бок — теперь матери достается меньше сна. День после Хеллоуина кошмарный, сизо-невыспавшийся.
По домам ходят ребята в масках и выпрашивают: Godis[45]? Buss[46]? Если не «godis», то «buss» — забросают яйцами. Террор — на этот раз не смерти, а молодости.
4 ноября
В полдень я сваливаюсь. Пытаюсь работать лежа, стоя. Ничего не получается. Тошнота — из носа, не из желудка. Словно не только вот-вот вырвет, но и кровь носом пойдет.
На улице следы Хеллоуина — выброшенные маски, использованные лампадки. Тут же крутятся свидетели Иеговы. Пристают к прохожим, пользуясь «человеческой паранойей» — страхом смерти.
Сценарий «Польских дам» продвигается — сцена за сценой. Две-три в день — идеальный темп, без спешки. За спиной, словно адский ангел-хранитель, — неотступная мысль: «Что там с результатами обследования?»
7 ноября
С помощью фэн-шуй мы избавились от соседей. В своей квартире они бывают только по выходным. Можно орать, слушать музыку. Заниматься любовью в ванной, не включая для маскировки воду. Вокруг полная тишина. Прохожие за окном — персонажи немого кино: бегут, беззвучно открывая рот.
Задумавшись, ставлю чашку в пространство. На мгновение она зависает, не в силах поверить, что с ней, хрупкой родственницей Розенталей, могли обойтись столь дерзко. Шокированная, падает в обморок, становится совсем уж прозрачной и рассыпается в фарфоровую пыль.
Прошли две недели. Письмо из больницы. Осторожно открываю: ничего страшного там быть не должно, иначе сообщили бы раньше… В белом конверте — моя не слишком чистая совесть.
От страха «фотографирую» сразу всю страницу: Даун — нет, другие заболевания — нет.
Здоров! «Пол ребенка будет известен 10.11. Контактный телефон…»
— Петр, письмо из больницы… — бужу я Петушка.
— Все в порядке? Я так и думал. — Петр спокойно засыпает.
Бегу в лес. Чирикаю вместе с последними птицами. Болтаю со своим животом, извиняюсь… Бестолково машу руками, повторяю фигуры Тай-Ши. Не могу сосредоточиться, вместо плавных упражнений — радостный танец. Опьяневшее сознание выдает галлюцинацию: на поляну выходит узкоглазый буддистский монах. Направляется ко мне. Петр был прав, говоря, что Малыш — месть Тибета (мои июльские травки от «рака», выписанные варшавскими дальневосточными целителями).
— Привет! — кланяюсь я призраку, воплотившему мои предчувствия.
Под оранжевой «сутаной» у монаха теплая клетчатая рубашка. Он приехал из Бирмы по приглашению шведской семьи, нуждающейся в духовной поддержке. У хозяйки рак груди. Монах живет в лесной избушке и учится водить трактор — сгребает срубленные ели. Ждет первого снега — первого в его жизни.
Заглядываю в свой талмуд — «Беременность. 40 недель». Что теперь? Ребенок здоров… да ничего подобного! Положительный результат перинатального обследования вовсе не гарантирует здоровья ни ребенку, ни матери. В книге по неделям перечисляются грядущие опасности до самого конца девятого месяца: бореллиоз, тромбоз, меконий, фибронектин. Ассортимент болезней богаче, чем набор имен в святках. Блин, я прошла все обследования, словно слалом с препятствиями, а тут вдруг выясняется, что это девятимесячный марафон ипохондриков? Справочник-ужастик отправляется в холодильник, где я держу старые ненужные книги.
8 ноября
Середина сценария. Амалия Мнишек[47] возвращается в Польшу (хорошо ей). Встреча перед дворцом в Дукле.
Спустя несколько лет супруги перестроят дом, возведут костел, где Амалия упокоится в самом удивительном на территории Речи Посполитой склепе: полулежащая женская фигура, окруженная пеной алебастровых складок в стиле рококо. В каменном платье, каменном чепце, высоких сапожках. Друг напротив друга — два хрустальных зеркала, бесконечно повторяющие отражения Амалии. Бесконечность как передразнивание себя самого, шутка без кульминации.
Париж. Бесшабашная голодная богема, нищие эмигранты… Студия в мансарде, под самой крышей. Романтика и гротеск, эротика и юмор, лабиринт судеб и ситуаций, мистика колоды таро…
Гретковска — одна из самых одаренных, читаемых и популярных польских писательниц. И, несомненно, слава ее носит оттенок скандальности. Ее творчество — «пощечина общественному вкусу», умышленная провокация читателя. Повествование представляет собой причудливую смесь бытописательства, мистики, философии, иронии, переходящей в цинизм, эротики, граничащей с порнографией… В нем стираются грани реального и ирреального.Прозу Гретковской можно воспринимать и как занимательные байки с «пустотой в скобках», и как философский трактат.
Париж. Бесшабашная голодная богема, нищие эмигранты… Студия в мансарде, под самой крышей. Романтика и гротеск, эротика и юмор, лабиринт судеб и ситуаций, мистика колоды таро…
Откровенный роман, покоривший весь мир! Смесь эротики, мистики, философии и иронии, переходящей в цинизм. Это правдивое зеркало жизни, в котором каждый найдет свое отражение.Быть женщиной в мире, которым правят мужчины, – легко ли это? А быть женщиной в католической Польше?… Доктору Кларе придется изведать многое, прежде чем она найдет ответы на свои вопросы. Она познакомится с восточной культурой, узнает цену любви и коварство предательства – и все это для того, чтобы в очередной раз убедиться: жизнь неисчерпаема в своем многообразии.
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Светлая и задумчивая книга новелл. Каждая страница – как осенний лист. Яркие, живые образы открывают читателю трепетную суть человеческой души…«…Мир неожиданно подарил новые краски, незнакомые ощущения. Извилистые улочки, кривоколенные переулки старой Москвы закружили, заплутали, захороводили в этой Осени. Зашуршали выщербленные тротуары порыжевшей листвой. Парки чистыми блокнотами распахнули свои объятия. Падающие листья смешались с исписанными листами…»Кулаков Владимир Александрович – жонглёр, заслуженный артист России.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.