Полк прорыва - [9]
А ведь он похоронен без единого ордена. У него не было даже медали.
Посмотрим, что скажет об этом начальник штаба. Я только еще не знаю, просить мне или требовать. Просить — это даже немножко унизительно. Опять начнет: «Нет субординации».
— Товарищ гвардии майор, почему до сих пор не награжден комсорг Кувшинов?
— Я должен отчитываться? Да? — Он отложил в сторону папку с какими-то бумагами и почесал бровь над прищуренным глазом. — Ну и умеешь же ты подвернуться под руку не вовремя. Положение на нашем участке фронта было тогда очень сложное. Наступление приостановилось — никого не награждали… Это, пожалуй, хорошо, что ты напомнил. Надо бы ему подготовить представление на орден Отечественной войны. Можно будет потом награду переслать матери.
— Спасибо, товарищ гвардии майор.
— Для комсомола всегда рад послужить верой и правдой.
13
Я застал ее в раздумье. Не знаешь, как подступиться, будто ее подменили.
— Что с вами?
— Ничего особенного.
— Но почему у вас такое плохое настроение?
— Может же быть оно у меня и плохим.
— Может.
Безразлично смотрит на зеленоватый глазок, который все время мигает. Полк боевых действий не ведет, но рация включена на всякий случай — для связи с корпусом. Вдруг поступят срочные распоряжения.
— Вы на меня обижаетесь? — спросил я.
— Нет, за что?
— За то, что я пришел без приглашения? Не ждали?
— Не ждала.
Еще одно такое слово, и я уйду. Но почему-то опускаюсь на скамейку, сижу молча, смотрю себе под ноги.
— Почему вы не приходили? — спрашивает она.
— Был в ротах.
— Только поэтому?
— А почему же еще?
— Мне показалось, была другая причина. Я ведь ждала вас. Особенно на праздник. Неужели у вас в тот вечер ни разу в сердце не кольнуло?
— Я просто не посмел.
— Я так и подумала. — Она склонила голову мне на грудь и тяжело вздохнула. — К тому же опять плохой сон видела. Будто мама моя шла мне навстречу вся в черном… Говорят, почти весь Ленинград вымер. Она у меня одна-единственная. Я против ее воли пошла радисткой. Думала, в тыл к противнику забросят, буду какое-нибудь важное задание выполнять, а оказалась в танковом полку. Целыми сутками сижу тут в машине.
— Но разве этого мало?
— Может, меня не взяли разведчицей только потому, что с первых дней войны отец числится в списках без вести пропавших.
— Он кем был у вас?
— Старшим политруком.
Неожиданно кто-то открыл дверь и стал подниматься по ступенькам лесенки.
— Хозяйка дома? Принимайте гостей.
Прибыл Климов. С ним лейтенант Шевчик, сонливо склоняет голову набок, как бык.
— Вам кого нужно, товарищ гвардии капитан? — остановила Климова рукой Марина.
— Вас, дорогая. Только вас. — Он еще не видит, что я сижу здесь.
Марина уже в наушниках, старается показать, что она занята, на дежурстве.
Шевчик толкает Климова, тот оборачивается и замечает меня:
— О, да мы, оказывается, запоздали! Тут уже комсомол занимается воспитательной работой.
Я вышел, надеясь, что и Климов выйдет, но он остался. Поджидаю его у машины, на крыле которой сидел Шевчик.
Высокая полная луна сияла над лесом, по всему небу яркая россыпь звезд. Дымы солдатских костров повисали над верхушками деревьев. В той стороне, где проходила линия фронта, рассеянное зарево. Вспыхивают ракеты. Поднимаются и гаснут, будто их кто-то задувает.
Слышно, как разговаривают Марина и Климов.
— Разве вы не знаете, что в машину с рацией нельзя заходить посторонним?
— Всё мы знаем, Мариночка. Поэтому и предлагаем прогуляться. Где ваша подружка? Пусть подежурит. Скажите, что я просил.
— Уходите!
— Не надо так категорически.
— Что же делать, если вы не понимаете русского языка.
— Все ясно. Ухожу.
Мы втроем направились к дороге.
— Тебя тоже выдворили? — спрашивает Климов.
— Тоже.
— Ничего, еще не все потеряно. — Он посмотрел на свои танковые часы со светящимся циферблатом. — Можно навестить госпиталь. Хорошим шагом два часа туда, два обратно.
— А зачем?
Он рассмеялся:
— К девочкам, старина! К девочкам.
— К тому времени девочки уже спать будут.
— А мы разбудим.
Я решил любой ценой задержать их: попадутся на глаза корпусному начальству, будет шум.
— Напрасно, хлопцы, — говорю. — Все девочки там давно уже заняты.
— Вполне возможно, — соглашается Климов. — Люди не терялись. Только мы лопухи. Так идем или нет?
— Нет.
Шевчик колеблется, молчит.
— И ты трусишь? — говорит ему Климов. — Подержи себя за коленки, если не хочешь подержаться за коленочки какой-нибудь сестрички в белом халате. Ты не смотри на Михалева, он отправит нас спать, а сам к ней… Я все понял! — погрозил он мне пальцем. — Но я тебе не завидую. Не та ты птица, чтобы она тебе досталась. Зря стараешься. Или лови момент. Промедление смерти подобно! Но ты всегда был не от мира сего. Представляю, о чем ты с девушками толкуешь, когда остаешься с ними наедине. Наверное, стихи читаешь? А потом они перед тобой недотрог изображают. А женщина есть женщина. Что ты с ними на нежность нажимаешь?
— Может, ты в чем-то и прав, но хватит.
— Я молчу. Только не обижайся. Я ведь мелю всякий бред не от хорошей жизни. Если бы я кого-нибудь любил и меня любили, может быть, и я пел бы соловьем. А так… Пока не поцелует болванка. Она нас не чурается — и ротных и взводных. Пропахших газойлем и пылью. Ты ведь сам все знаешь, такой же, как и мы.
При испытании новой катапульты «Супер-Фортуна» погибает испытатель средств спасения Игорь Арефьев. Расследование ведут инспектора службы безопасности полетов Гусаров и Петриченков, люди разных характеров и разных подходов к делу. Через сложные сплетения жизненных ситуаций, драматические коллизии не каждый из них приходит к истине.
Новый роман Владимира Степаненко — многоплановое произведение, в котором прослежены судьбы двух поколений — фронтовиков и их детей. Писатель правдиво, с большим знанием деталей, показывает дни мирной учебы наших воинов. Для молодого летчика лейтенанта Владимира Кузовлева примером служит командующий генерал-лейтенант Николай Дмитриевич Луговой и замполит эскадрильи майор Федоров. В ночном полете Кузовлев сбивает нарушителя границы. Упав в холодное море, летчик побеждает стихию и остается живым. Роман «Дежурный по звездам» показывает мужание молодых воинов, которые приняли от старшего поколения эстафету славных дел.
Многие читатели знают Ивана Васильевича Вострышева как журналиста и литературоведа, автора брошюр и статей, пропагандирующих художественную литературу. Родился он в 1904 году в селе Большое Болдино, Горьковской области, в бедной крестьянской семье. В 1925 году вступил в члены КПСС. Более 15 лет работал в редакциях газет и журналов. В годы Великой Отечественной войны был на фронте. В 1949 г. окончил Академию общественных наук, затем работал научным сотрудником Института мировой литературы. Книга И. В. Вострышева «Зимой в Подлипках» посвящена колхозной жизни, судьбам людей современной деревни.
Размышление о тайнах писательского мастерства М. Булгакова, И. Бунина, А. Платонова… Лики времени 30—40—50-х годов: Литинститут, встречи с К. Паустовским, Ю. Олешей… Автор находит свой особый, национальный взгляд на события нашей повседневной жизни, на важнейшие явления литературы.
«Голодная степь» — роман о рабочем классе, о дружбе людей разных национальностей. Время действия романа — начало пятидесятых годов, место действия — Ленинград и Голодная степь в Узбекистане. Туда, на строящийся хлопкозавод, приезжают ленинградские рабочие-монтажники, чтобы собрать дизели и генераторы, пустить дизель-электрическую станцию. Большое место в романе занимают нравственные проблемы. Герои молоды, они любят, ревнуют, размышляют о жизни, о своем месте в ней.