Полк прорыва - [44]

— Я почему-то так и подумал, что это вы, — сказал маршал.

Шорников встал.

— Да лежите вы, отдыхайте, — и маршал сам опустился рядом с ним. — Что, и вас тоже ночь заворожила? Смотрите, какое небо! Говорят, чистое небо — к хорошей погоде. Хотя с какой стати ей сейчас быть плохой! Весна! Правда, выезжая в поле, мы меньше всего думаем о погоде. Так, кажется, вы начинаете свою книгу? Может быть, вы хотите знать мое мнение о ней? Что ж, должен сказать, что в ней я не увидел бред, как ваш критик. Есть свои мысли, чувствуется «танковый характер».

Может, маршал перепутал что-то? Или просто не стал огорчать бедного майора, который не преследовал никаких корыстных целей, когда вынес на строгий суд свой опыт и свои мысли.

— Что-то зябко, — сказал маршал, — идемте прогуляемся вон до той опушки. Я там днем видел много ландышей, когда проезжал. Хотя их сейчас не заметить. Да и дарить некому. Завянут, пока домой вернемся.

Они пошли рядом по мягкому лугу, и на росистой траве в лунном свете оставались их следы — две темные полосы.

— Мы должны предвидеть все. Или хотя бы очень многое! — продолжал маршал. — И оставаться загадкой для наших врагов. Только в этом случае можно избежать повторения старых ошибок… Вы, наверное, думаете, почему маршал говорит об этом вам, а не своим комдивам, тем, кто делает погоду на учениях? Им я тоже говорю. Но считаю нужным сказать и вам. Таким, как вы, мы когда-то должны будем передать свою эстафету. Очень трудное дело. И нам не безразлично, в какие руки мы его передадим. Война — это чертово колесо: если раскрутится, попробуй останови!

— Товарищ маршал, а как все-таки будет в новой войне? Если случится…

— Если случится? Как? Только невоенные люди могут легко судить об этом. А нашему брату слова на ветер пускать не следует. Все эти бредовые массированные удары западных спецов рассчитаны на слабонервных. Возмездие будет страшнее, и это они понимают. На Хиросиму и Нагасаки они сбросили атомные бомбы потому, что не боялись возмездия. А сегодня, как мы говорим, каждый поджигатель дрожит за свою шкуру. Может быть, в меньшей опасности будет тот, кто окажется на передовой, чем тот, кто прежде в любых войнах чувствовал себя недосягаемым. И это многое меняет…

Перед дубовой рощей лежала полоса тумана. Они постояли у оврага, послушали соловьев, которые насвистывали в зарослях черемухи, и вернулись.

На поляне их поджидал какой-то генерал. Он был в шинели, перетянут ремнями, плотный, в очках, виски коротко подстрижены, почти голые, кожа на подбородке отвисла, белая, будто припудрена. Увидев Хлебникова, генерал принял стоику «смирно».

— Что это вам не спится, не отдыхается, Семен Карпович? — сказал маршал. — Или вас ко мне привели какие-нибудь срочные дела?

— Какие теперь у меня могут быть срочные дела, товарищ маршал? Просто не спится, как в молодости.

— Это плохо. Ночью надо спать. И желательно крепким сном.

Шорников отдал честь генералу, но генерал был настолько сосредоточен, что, беседуя с маршалом, не заметил майора, и только уже после, когда Хлебников стал представлять ему Шорникова, кивнул и очень мягким, каким-то профессорским голосом сказал:

— Генерал Звонов. Преподаватель тактики одной из академий. Вы не у меня учились?

— Нет.

— А мы с Кириллом Петровичем знакомы давно. Когда он был еще полковником, а я уже генералом. Помните? — обратился он к маршалу.

— Как не помнить! Особенно то утро — двадцать второго июня.

— О да! — вздохнул генерал.

Они разговаривали намеками, вспоминали что-то такое, что было понятно только им двоим. И неожиданно Хлебников сказал:

— Все ясно. Можем остаться каждый при своем мнении.

Генерал Звонов не обиделся.

— Думаю, что мне будет полезно побывать на этих учениях, — мягко, почти доверительно сказал он. — Надо немного вдохнуть новой жизни в свои лекции. Время сейчас такое… Идеи рождаются прямо-таки умопомрачительные.

— Возможно. И как вы лично к этому относитесь?

— Но ведь есть уже мнение…

— Потому я и спрашиваю… Вы читали книгу товарища майора «На танках сквозь атомное облако»?

— По-моему, я даже ее рецензировал.

— За что да простит вас бог! — усмехнулся маршал.

— Но я должен быть объективен. Вы понимаете меня…

— Должны — не должны, но понимаем. Многое в нашей жизни требует мужества. Труднее всего приходится тому… Но не будем об этом! Мы с вами разными глазами смотрим на одни и те же вещи.

Генерал и маршал шли молча. Первым заговорил Звонов:

— Я был сегодня в лесу, там такая сушь.

— И в мире тоже. Хоть табличку вешай: «Осторожно с огнем!» Достаточно искры — и все взорвется. А вы… Почитаешь ваши статьи, и плакать хочется. Нет, слишком опасна эта игрушка — ядерная бомба, Если отрицать это, то легко можно разучиться говорить правду своему народу. А ведь именно он всегда выносил все беды.

— Все верно, все верно, товарищ маршал.

К Хлебникову подошел адъютант и что-то шепнул ему.

— Извините, я должен покинуть вас, — сказал маршал и торопливо зашагал к лесу.

— Что ж, пойдемте и мы, — сказал Шорникову генерал. — Меня всегда удивляла твердость характера этого человека. И его какая-то доброта, богатство души. За это он и пользуется такой популярностью в войсках. Но боюсь, ему придется сойти с арены. Вы понимаете, о чем я говорю?