Полк принимает бой - [9]

Как нам потом расскажут, первым с возгласом "За Родину, вперед!" в контратаку поднялся красноармеец коммунист П. С. Долганов. Он и увлек за собой товарищей.

* * *

Итак, ситуация тогда на нашем, правом фланге выправилась. Но гитлеровцы не унимались, и первый мой бой был далеко еще не закончен...

Подтянув свежие силы, противник, не добившись успеха на фланге полка, ударил теперь по центру. Мы снова отбили его натиск. Но, как говорится, на последнем дыхании. Поэтому, оценив обстановку, комдив полковник М. В. Волков приказал полку начать постепенный отход в сторону населенного пункта Киеты.

Отходили, что называется, держа противника на острие своих штыков. Больше отбиваться было нечем. Ведь мы и до этого боя сидели, образно выражаясь, на голодном пайке. По строгому приказу была установлена норма: на миномет расходовать 10-11 мин в сутки, на орудие - 5-6 снарядов. А теперь и этот скудный запас боеприпасов был израсходован.

И все-таки мы сумели закрепиться на участке восточнее Киет! Двое суток непрерывно длился этот мой первый бой. Такое запоминается на всю жизнь...

...Мысленно напрягаю память. Вот знаю, что из воспоминаний этого боя выскользнула какая-то очень важная деталь, но какая?

Постой, постой! Когда мы заняли оборону восточнее Киет, я был вызван в штаб дивизии... И вот там... Ну точно! У блиндажа двое людей - полковник и молоденький лейтенант - тискают друг друга в радостных объятиях. Полковник наш комдив Михаил Васильевич Волков. А кто же этот незнакомый лейтенант?..

Будто наяву слышу чей-то голос, подсказавший тогда мне:

- Наш комдив сына своего случайно встретил. С самого начала войны не виделась. И вот... Оказалось, рядом все время воевали...

Расспросить поподробнее было как-то неудобно. Да и некогда. Меня ждал начальник штаба дивизии. Но увиденное врезалось в память. Ведь такое не часто увидишь на фронте, среди огня и смерти...

...И мог ли я тогда, лежа на носилках и ожидая погрузки, предположить, что через тридцать с лишним лет, уже работая над этой книгой воспоминаний, случайно натолкнусь в архивах на незамысловатый, далекий от литературного совершенства документ, который и поведает мне о тех, в свое время неузнанных обстоятельствах встречи на войне отца и сына. Это было спешно, от руки, написанное боевое донесение, в котором, в частности, говорилось: "В борьбе с немецкими захватчиками образец мужества, отваги и находчивости проявили артиллеристы лейтенанта Волкова. Стремительным натиском фашисты были выбиты из селения Джанторы. Вскоре после этого нашими частями в результате ожесточенных боев была занята важная высота 19,8. Противник пытался контратакой вернуть занятую высоту. 28 февраля к высоте двинулось до батальона румын...

Батарея лейтенанта Волкова поддерживала наступление нашей пехоты. Но случилось так, что к моменту контратаки противника она расстреляла все снаряды. Волков, оценив обстановку, не терял ни минуты. Вместе с двумя своими артиллеристами под усиленным обстрелом противника он побежал к брошенному румынами при отступлении исправному орудию. В течение нескольких минут Волков изучил вражескую пушку и прямой наводкой открыл из нее огонь по противнику... Артиллеристы произвели 80 выстрелов. Контратака врага была сорвана. Скопление его пехоты было рассеяно.

Командир дивизии полковник Волков, наблюдавший за ходом боя, спросил:

- Кто ведет огонь из захваченного орудия по противнику?

Ему ответили:

- Командир батареи лейтенант Волков"{1}.

Но, повторяю, тогда, дожидаясь отправки на Большую землю, я не знал всех тех обстоятельств, при которых произошла эта встреча отца и сына. Я просто радовался за нашего комдива, которого мы все ценили и любили.

Глава вторая.

В 25-ю гвардейскую

В конце мая с очередной партией раненых я прибыл в санитарном поезде из-под Керчи в Ессентуки. На перроне нас встретила толпа людей - горестно притихшая, сочувствующая. Старики, женщины и подростки пристально вглядывались в каждого из нас, подходили к тем, кто лежал на носилках, и, наклоняясь, негромко спрашивали, кто и откуда родом.

Ессентуки уже превратились в прифронтовой город. Во всяком случае, в город-госпиталь. Бои шли не так уж и далеко от него, перекинувшись в июне через Керченский пролив на Таманский полуостров. В город усилился приток раненых. Под госпитали использовались не только санатории и дома отдыха, но и общественные здания. Раненых размещали у себя и местные жители. И надо сказать, что заботились они о них как о самых близких и родных.

В госпитале, куда я попал, сестры и няни тоже буквально ни на шаг не отходили от тяжелораненых, дежурили у их коек. Мне особенно запомнилась одна из них - Люба Емешева. Я нередко видел, как она, борясь с усталостью, подчас целые ночи коротала у изголовья бойцов.

- Совсем дитя малое, - замечал, бывало, мой сосед, уже довольно пожилой командир-пехотинец. - Ей бы впору еще в куклы играть, а вот поди ж ты! И откуда только сила у нее берется?

Вспоминая дни, проведенные в госпитале, не могу не сказать доброго слова и о военвраче 2 ранга И. В. Кущеве. Даже в самых безнадежных случаях Иван Васильевич мог вселить в сознание раненого уверенность в благополучном исходе лечения. Мне он, например, при первом же осмотре сказал: