Политики природы. Как привить наукам демократию - [138]
180 В этом смысл употребления прошедшего составного времени во фразе «Мы никогда не были модерными» [nous n’avons jamais été modernes]. Речь также идет не об иллюзии, а об активной интерпретации истории Запада, которая имела мощный перформативный эффект, но которая постепенно теряет свою эффективность и таким образом подталкивает нас к новой интерпретации истории, то есть к чему-то весьма банальному. Именно в тот момент, когда Декарт, сидя в одиночестве перед своим камином, произносит ego cogito (я мыслю (лат.). – Примеч. пер.), научное сообщество, как мы теперь понимаем, начинает работать сообща. Что является модерным? Изолированное cogito? Совместная работа над поиском доказательств? Или же странная связь с изобретением cogito в тот момент, когда научное сообщество изобретает само себя? Ретроспективное открытие новой историей наук бесчисленных связей между науками и общественной жизнью, а также между этими связями и отказом их признавать дает самое эффектное доказательство того, что мы никогда не были модерными.
181 О новой интерпретации мифа и его примерах см.: Latour Bruno. Op. cit. 1992.
182 В данном случае я говорю об историчности второй степени, которая включает, как в нашем случае, производство знания, а не об историчности первой степени, в основе которой лежит всего лишь более оживленная картина феноменов, отныне зафиксированных (см. четвертую и пятую главы Latour. Op. cit. 1999).
183 Обвинения в историцизме казались достойными порицания только при Старом порядке по контрасту с надежно установленными фактами, которые противопоставлены миру Пещеры. Мы собираемся не полагаться на случайность, а изменить смысл этого выражения при помощи соответствующих учреждений. «Случайность» становится результатом политического разделения на то, что может быть, и то, чего быть не может, на то, что должно быть, и то, чего быть не должно.
184 Я не считаю нужным воспроизводить различие между опытом благоразумия и опытом ученых (об этом см.: Licoppe. Op. cit. 1996), так как здравый смысл•, который все чаще используется в научных войнах, нуждается в экспериментировании не меньше, чем опыт. См. замечательную цитату у Бека в примечании 16 к третьей главе: Beck. Note 16, chapitre 3.
185 Лавлок, автор гипотезы Геи, старается не представлять ее как уже сформировавшуюся тотальность. В его книгах описывается постепенное выстраивание связей между научными дисциплинами, каждая из которых ответственна за определенный участок исследований Земли, и делается неожиданное открытие того, что они могут взаимодействовать (Lovelock James. The Ages of Gaia: A Biography of Our Living Earth. [1988]; Lovelock James. Gaia: A New Look at Life on Earth. [1979]). Немного утрируя эту идею, можно сказать, что она слегка напоминает междисциплинарный Парламент.
186 Различия между процессуальной, фундаментальной и консеквенциалистской моралью становятся куда менее важными, если мы рассматриваем коллектив в его экспериментальной динамке. Если рассматривать этот вопрос более подробно, то разные школы моральной философии куда меньше противоречат друг другу, если учесть тот факт, что каждая выбирает какой-то один сегмент кривой обучаемости и пытается называть его добродетелью.
187 Отсутствие упрощенной модели коллектива – главный источник непонимания между Сократом и демосом в «Горгии».
188 Мы можем рассматривать постепенное исчезновение модернизма как его самоинтерпретацию, которая выражается во все возрастающем количестве конференций, институтов, процедур, призванных обеспечить обратную связь с опытом. Именно в моде на процедурализм, с одной стороны, и в распространении принципа осмотрительности, с другой (Godard Olivier. Le principe de précaution dans les affaires humaines. [1997]), можно увидеть верные признаки того, что у нас уже есть новая Конституция, общие черты которой я лишь набросал пунктирной линией.
189 См., например: Callon Michel. «Is Science a Public Good?” Fifth Mullins Lecture, Virginia Polytechnic Institute, 23 march 1993». 1994; Callon Michel, Laredo Philippe et Mustar Philippe. La gestion stratégique de la recherche et de la technologie. 1995.
190 К этому списку нужно добавить работы ученых вроде Лакатоса об относительной продуктивности исследовательских программ (Lakatos. Op. cit. 1994) и авторов вроде Хабермаса о качестве процедур консультации (Habermas Jürgen. De l'ethique de la discussion. [1992]). Если подобное сближение может показаться странным, то только из-за ограничений старой Конституции: Лакатос прилагает все возможные усилия, чтобы суждения о науке были защищены от вмешательства политики; Хабермас не останавливается, пока суждения людей не оказываются надежно защищены от вмешательства нелюдéй. Однако каждая из сторон нуждается именно в том, что другая хранит за семью замками… Научная политика французской Ассоциации больных миопатией, изученная Каллоном и его коллегами, кажется мне наиболее сильным примером этого нового соединения морали и вещей в оригинальной научной политике.
