Политика нацистской Германии в Иране - [41]

13 августа министр иностранных дел Великобритании А. Иден и советский посол в Лондоне И. Майский согласовали тексты новых нот иранскому правительству. У. Черчилль писал по этому поводу: «Этот дипломатический шаг должен был явиться нашим последним словом. Майский заявил министру иностранных дел, что после представления меморандумов советское правительство будет готово предпринять военные действия, но оно сделает это лишь вместе с нами»[356].

Получив от своей агентуры информацию о том, что союзники готовятся применить силу, Реза-шах 9 июля отдал приказ привести войска в боевую готовность[357]. Охрана границы усилилась полевыми войсками, в приграничных районах личный состав жандармерии увеличился в два раза, а гарнизоны Горгана, Кучана, Буджнурда, Мешхеда получили новое оружие немецкого производства. Укомплектовались до штата военного времени личным составом и материальной частью дивизии, дислоцировавшиеся вблизи границы СССР на участках, охраняемых Азербайджанским и Туркменским пограничными округами[358].

По данным разведки Азербайджанского пограничного округа, местными властями были вызваны в Ардебиль вожди шахсеванских племен для переговоров об организации вооруженных отрядов для борьбы с Советским Союзом, по окончании которых вожди шахсеван поклялись быть верными правительству. В связи с этим для них были отменены ранее существовавшие ограничения в отношении пользования пастбищами в погранполосе. Шахсеваны, в прошлом занимавшиеся бандитизмом на советской территории, стали браться на учет, при этом они давали подписку о явке по первому требованию властей[359].

На ноты от 19 июля 1941 г. иранское правительство отреагировало двумя меморандумами от 29 июля и 21 августа, в которых попыталось заверить союзников, что тщательно следит за поведением всех иностранных подданных, и что «невозможно себе представить возникновение опасности со стороны ограниченного количества немцев, о которых известно, чем они занимаются». В ноте от 29 июля иранское правительство, признав, в общем, наличие большого количества немцев в своей стране, отказалось выслать их из ее пределов, сославшись на то, что подобное действие нарушит нейтралитет и повредит нормальным дипломатическим отношениям с Германией. Вместе с тем иранское правительство пыталось уверить правительства союзников в том, что все немцы находятся под наблюдением иранских властей, а, следовательно, опасения Великобритании и СССР не имеют оснований.

В ноте от 21 августа иранское правительство отмечало: «Как всегда указывалось при переговорах, шахиншахское правительство на основе политики нейтралитета, которой оно придерживается, и о которой оно заявило с самого начала войны, не может, вопреки существующим правилам и в разрез с договорами принять по отношению к подданным какого-нибудь государства огульно такие меры, которые заставили бы его отойти от линии нейтралитета»[360].

В те дни в иранских газетах было обилие статей о ходе переписи населения, о лекциях, организованных «Обществом ориентации общественного мнения», о выборах в парламент, об очередных стройках, но информации о требованиях союзников не уделялось значительного внимания. Газеты, по-прежнему, писали о силе германского оружия, о том, что немцы готовят на советско– германском фронте очередное наступление. По-видимому, иранские правители не верили в то, что союзники решатся на применение силы, либо не хотели раньше времени будоражить общественное мнение. Даже если и заходила речь о требованиях Великобритании и СССР, то иранская пресса открыто вставала на защиту немцев. В газетах отмечалось, что в Иране имеется ограниченное количество иностранных специалистов, и что каждый из них занимается определенной работой. При этом указывалось, что все иностранцы находятся под строгим наблюдением, и поэтому «исключается какая-нибудь возможность организации групп, имеющих своей целью вести подрывную работу на территории соседних с Ираном государств»[361].

Более того, 31 июля 1941 г. агентство «Парс» распространило следующее заявление: «Агитация и пропаганда, которая начата с некоторых пор некоторыми агентствами по отношению к части иностранцев, проживающих в Иране и усиливающаяся в настоящее время в связи с германо-советской войной, может привести к беспокойству и смятению в общественном мнении…»[362] Таким образом, иранская печать наглядно показала, что правительство Ирана не только не хочет тревожить немцев, но при желании может мобилизовать на их защиту общественное мнение.

Напряженность в отношениях с союзниками добавил сам шах. 15 августа он отдал приказ начать всеобщую мобилизацию[363]. В этот же день «Эттелаат» напечатала передовую под заглавием «Образец патриотизма», начинавшуюся со слов: «Единственное, что украшает человеческую жизнь – это самопожертвование»[364]. Безусловно, это был намек союзникам, что Иран намерен сопротивляться, и в случае агрессии не только иранская армия, но и весь иранский народ окажут иностранным войскам самое ожесточенное сопротивление.

20 августа, на два месяца раньше обычного, состоялся выпуск юнкеров военных школ и училищ, в числе которых находился один из сыновей шаха Али Реза. Обращаясь к выпускникам, Реза-шах, используя все известные ему приемы риторики, призвал их быть готовыми к защите отечества. «Некоторые из вас, вероятно, думают о том, что они лишены в этом году обычного месячного отпуска после учебы, но я полагаю, что когда они потом поймут причины этого, в них заговорит чувство самопожертвования. Я ограничиваюсь только тем, что обращаю ваше внимание на общие задачи и специфическую обстановку теперешнего момента и говорю, что армия и офицерство должны очень внимательно следить за ходом событий и в нужный момент быть готовыми ко всякого рода жертвам», – заявил шах