Политика: история территориальных захва­тов, XV—XX века - [29]

Рабы жили на некоторых плантациях в особых казармах, на ночь запиравшихся, на других плантациях — в хижинах по одной-две семьи в каждой. При таких хижинах иногда позволялось заводить огород и держать птицу. Пища обыкновенно выдавалась хозяином в довольно скудных размерах, иногда негру предоставлялось право получать пропитание из собственного огорода и курятника — там, где ему разрешалось их иметь. Обращение с рабами было очень жестокое, хотя в общем не хуже, чем в английских или французских колониях, — и лучше, чем на голландских плантациях на островах Индонезии. Над каждыми 30–40—50 неграми был приставлен для наблюдения за работой особый младший надсмотрщик, часто из негров-рабов, а над всей массой негров — старший надсмотрщик, непременно белый. Младшие имели право сечь раба за лень или упущения, причем число ударов ограничивалось, у старшего надсмотрщика эта власть ничем не ограничивалась; на рабов их господа смотрели как на племенной скот, и за недостаточную многодетность супругов наказывали, а иногда, разводили. Продавать раба на сторону можно было в одиночку, так же, как его жену и детей. За бегство с плантаций полагалось, кроме жестокого бичевания, часто также членовредительство — выкалывание глаз, отсечение одной ноги или одной руки. Работа длилась обыкновенно от восхода солнца до заката, иногда и до поздней ночи.

В испанских колониях, кроме плантаторов, надсмотрщиков и рабов, жило еще многочисленное население, не принадлежавшее ни к первым, ни ко вторым, ни к третьим. Это были белые колонисты, переселенцы из Испании, которые, переплыв через Атлантический океан, нашли себе заработки выше тех, на которые они могли рассчитывать у себя на родине, но не выбились ни в богатые купцы, ни в плантаторы. Это были, во-первых, ремесленники, жившие отчасти в городах, отчасти где-либо на усадьбе плантатора и работавшие на округу; к этим белым переселенцам нужно причислить и торговых посредников, маклеров, людей, занимающихся транспортированием кладей, работающих в торговых гаванях в качестве мелких и крупных скупщиков привозимых из Европы товаров, которые потом они развозили по плантациям в качестве странствующих купцов или простых коробейников, и т. д. Есть указания и на предпролетарский элемент в портовых колониальных городах испанской Америки и Вест-Индии. Нужно сказать, что только в XIX в., при новом громадном подъеме производства и усилении рабовладения в испанских колониях число рабов очень сильно росло; вы-рос и спрос на них. А до той поры, в противоположность английским и французским плантационным колониям, расположенным в том же климатическом поясе, общее число свободных белых было в испанских колониях вне всяких сравнений выше числа негров, обращенных в рабство. Вот для примера цифры, касающиеся Кубы, самого громадного из Вест-Индских островов и самого богатого и обильного плантациями из испанских американских владений вообще. Цифры относятся к концу XVIII в. Более ранняя статистика не заслуживает никакого доверия ни в смысле полноты, ни в смысле точности данных.

В самом конце XVIII в. (1792 г.), по данным, собранным в 1800 г. на острове Куба, общая цифра населения была 272 300 человек, из них 54 150 вольноотпущенных и 84 890 рабов, уже в 1835 г. численность населения поднялась до 800 000 человек, а число рабов увеличилось до 300 000, Производство сахара развилось так грандиозно, что в 30-х годах XIX в. Куба производила около 1/5 всего сахара, потребляемого в Европе, а в 1857 г. 1/3 всей европейской потребности в нем обеспечивалась сахаром, вывозимым с острова Куба. На Пуэрто-Рико в 1794 г. насчитывалось 30 000 белых, 2000 вольноотпущенных и 17 500 рабов, на Сан-Доминго в испанской части острова в 1788 г. — 30 000 белых, 80 000 вольноотпущенников и 15 000 рабов. И только на острове Маргарита соотношение иное: 1000 белых, 300 вольноотпущенных и 4000 рабов. В общем во всех испанских владениях на Антильских островах (Куба, Пуэрто-Рико, испанская часть Сан-Доминго) к концу XVIII в. количество рабов вовсе не превосходило белых до такой степени, как рядом, на тех же Антильских островах, во французских и английских владениях, напротив, белых было больше, чем рабов.

Это численное соотношение отчасти объясняет и сравнительную редкость рабских восстаний и даже отдельных актов террористической мести со стороны рабов против их безжалостных мучителей и эксплуататоров. Раб был зажат в этих населенных белым людом колониях, как в железных тисках, бежать и скрыться было труднее, чем на соседней (английской) Ямайке или на соседней (французской) Гваделупе. Круговая порука, основанная на страхе за собственную жизнь, сплачивала в одну враждебную рать против рабов все белое население испанской колонии — и плантатора, и торговца, и ремесленника, которые около него кормились, и даже портовых носильщиков и грузчиков, видевших в беглом рабе конкурента по поискам заработка.

Но все же случаи мести, протеста, насилия против насилия бывали и в испанских колониях. Чаще всего это выражалось в убийстве плантатора или надсмотрщика, или в поджоге хозяйской гасиенды (плантаторского дома), или в порче и убое скота, принадлежащего плантатору.